Радомира Берсень Языковый тупик

Пик-пик-пик. Что-то мерно вздыхает слева. Что-то капает на мозги бесстрастными «пик-пиками». Ма́ксимур попытался разлепить глаза. Тело не ощущалось, будто оно вышло выпить чашечку кофе, оставив его здесь, в этих матово-белых стенах с резким запахом больницы. Он с трудом повернул голову в сторону. Все плавает, размывается, так трудно сфокусировать взгляд.

Где я?

Что произошло?

Почему я ничего не ощущаю?

Ощущение давящей, тупой сонливости никак не отпускало. Звуки казались непонятными и неразличимыми, будто их пропустили сквозь мельницу. Максимур попытался, было, поднять руку, но никак не мог подчинить ее своей воле – рука весила как целое здание. Он хотел кого-нибудь позвать, но иссохшее горло издало лишь тихий сип. В бессилии он разглядывал потолок с лампочкой, выпучивший на него свой слепящий глаз. Шум за дверью наплывал волнами, там что-то происходило. Наконец, Максимур увидел над собой лицо. Оно было размытое, такое же белое как стены вокруг и что-то говорило. Он попытался заговорить, но не смог, от усилия напал сухой царапающий горло кашель. Лицо исчезло, затем, какое-то время спустя, появилось еще несколько несфокусированных пятен с темными провалами глаз и размытыми чертами.

Максимур плохо понимал, что происходит, кажется, лица о чем-то его спрашивали, но он лишь малозаметным движением покачивал головой по подушке вправо-влево. И от этого он очень быстро утомился. Все, что он теперь мог – это медленно вращать глазами, пытаясь разглядеть обстановку.

Прошло некоторое время, Максимур немного окреп, говорящие лица в белых одеждах постоянно приходили к нему. Наконец, он стал понимать, что его о чем-то спрашивают. Не сразу отяжелевший от сна, отупевший мозг, снова научился различать и понимать человеческую речь. И вот настал тот самый день, когда он оказался готов к общению. Но вот незадача! Собеседник говорил что-то невообразимое, недоступное для понимания.

– У вас была травма купола. Понятки? Полный отключ. Натуральное, НЛО, так сказать.

– Как я … долго … сколько? – с трудом просипел Максимур.

– О! Вы – звиздос, двадцать шесть лет в бесчуханке.

– Я вас … не понимаю. – Максимур жестом попросил посадить его чуть повыше. Странно, неужели он забыл какие-то слова? Не мог же язык за это время так измениться.

– О! Я чухаю у нас тут ту́пик.

Максимур откашлялся и набрал в грудь побольше воздуху, однако голос его от слабости прерывался и то и дело срывался на шепот.

– Я … профессор-линг … лингвисс … линг-вис-ти-ки. – с трудом выговорил он и отдышался. На лбу у него выступили капельки пота. – я знаю … семь … языков … и я вас не … не понимаю.

– Я и спикаю, что у нас тут ту́пик.

– Молодой … челвк … вы меня … сейчас … тупым назвали?

Благообразное лицо доктора скривилось, выражая то ли смущение, то ли озабоченность. Он бодро почесал в затылке и задумчиво протянул:

– Нууу … нет же. Ту́пик – это, как же это объясня? Ну непонятки, неясность. Ну один спикает, а другой – не понима.

Максимур прикрыл глаза. Он уже злился. Похоже ему прислали практиканта, эта молодежь! Так и норовят исковеркать язык.

– А могу я … с другим поговорить? – он старался говорить кратко из-за слабости и одышки. Молодой доктор кивнул и приподнялся.

– Щамомент. Я к вам гоу крутодока.

Максимур тихонько зарычал от гнева и бессилия, но юный врачеватель уже испарился из палаты, легко взметнув безупречно белыми полами халата.

Следующий собеседник выглядел солидно, лет на шестьдесят. Передвигался он неторопливо и вальяжно, засунув руки в карманы штанов, так что халат был вздернут вверх и скомкан. Он не спеша присел у кровати и утомленно вздохнул.

– Ну и что тут у нас? – кисло спросил он.

Максимур обрадовался понятной человеческой речи. Ему захотелось расцеловать этого нового доктора, однако этот порыв быстро угас, так как врач продолжил говорить.

– И че мы тут бырячим? Че бурутозим?

– Простите, – снова просипел Максимур. – не понимаю … что вы говорите?

Крутодок поддернул губы себе под нос и, слегка наклонившись, принялся внимательно изучать своего пациента. За спиной у него материализовался молодой врач и горячо зашептал:

– Док, док, двадцать шесть йеаров – это охренуенно много! Мы спикаем, а он мы не понима.

Пожилой врач нетерпеливо дернул плечом, будто отгоняя комара и парень уважительно шагнул назад.

– Вам где-нить ой-ой? – внезапно спросил он. – хренуёво?

Максимур забеспокоился. Он не мог понять к кому из присутствующих обращается пожилой врач.

– Что за нитык-нимык? – недовольно спросил он, вскинув седые косматые брови. – думалка в движухе? – он постучал полусогнутым указательным пальцем по лбу Максимура, отчего тот яростно дернул головой в сторону.

– Мне нужен кто-то …, кто может говорить как я, – заявил Максимур, все еще уворачиваясь от проворного пальца доктора, норовящего постучать по разным частям головы.

– Лады. Но не щамомент. Время.

И врач, вздохнув зачем-то взял его за запястье. Затем, будто вспомнив что-то, полез в карман и вытащил небольшой полупрозрачный приборчик. Он что-то невнятно бурчал себе под нос, прикладывая приборчик то к рукам, то к груди, то к шее, то к животу Максимура, отчего тот утомился окончательно и заснул.

Проснулся он от того, что кто-то ласково теребил его за плечо.

– Харош байкать, – пропел нежный женский голос, – гоу, гоу, шевелюха! Глазки – ап!

– А-ааа!!! – вырвался из горла Максимура неожиданно сильный звук. Он бешено завращал глазами. – а ну … вон отсюда!

– А-ха-ха, щамомент бу спикать втроеро.

– Втроём! – простонал Максимур, ему внезапно стало тошно и горько при мысли, что нужно будет освоить этого языкового франкенштейна, чтобы адаптировать в новом обществе. Двадцать шесть лет в коме – это вам не шутки.

Женщина, разбудившая Максимура ушла, остальные расселись: все тот же пожилой доктор с недовольной миной, его молодой соратник и какой-то молодой человек без белого халата.

– Ну и о чем мы бу спикать щамомент? – ворчливо спросил доктор. Не успел Максимур выдать порцию ядовитых комментариев, как вмешался человек без халата:

– Доктор вас спрашивает о чем вы сейчас хотите поговорить? – пояснил он.

Лицо Максимура прояснилось. Он обернулся всем телом к говорящему и с надеждой спросил его:

– Как? Вы меня понимаете? И можете говорить как я?

– Да, мое имя О́рцимер и я один из немногих специалистов по архаичным языкам. Я буду переводить.

– Погодите, погодите, – забормотал Максимур, – я все же не понимаю … разве речь могла так сильно измениться? Ведь вы же специалист, вы понимаете … для языка двадцать шесть лет – это не срок.

– Увы, –