только в глубине одной единственной комнаты я вижу едва горящий свет от экрана телефона. Я включаю свет в коридоре. Снимаю обувь и прохожу в комнату, хочу включить свет, уже руку протянул чтобы нажать на кнопку выключателя, как услышал всхлип.
Свет из коридора падает на стены комнаты, поэтому я могу частично рассмотреть, что происходит внутри, а происходит то, что Алина лежит на моём диване, в форме эмбриона, держит в руках телефон и судя по всхлипам и стонам, она плачет.
– Аааа… Алина?
Она вздрогнула, приподнялась на локтях, заметила меня, села, стала судорожно вытирать слёзы.
– Всё хорошо? – я задал этот вопрос в надежде, что всё хорошо будет сейчас и она перестанет реветь, ведь от взгляда на это зрелище мне становится не по себе.
– Н-нет…
Так. Это уже хуже… что там было в учебниках… принять невозмутимый вид, сесть рядом, тем самым показав, что готов выслушать… и спросить, как можно более сочувствующе:
– Что случилось?
– Я… я не могу дозвониться уже две недели…
– До кого?
– …до мамы…
Она отвернулась от меня и разрыдалась, нервно и громко, разрыдалась в голос, уже совершенно не сдерживаясь.
Если до этого мне было не по себе, то сейчас я и вовсе запаниковал. Совершенно не знаю, что делать с этим, как эти рыдания прекратить. Даже руку протянул, хотел положить на её дрожащее плечо, но передумал и одёрнул… так и сидел долгие минуты, пока рыдания постепенно не затихли и сменились ровным сопением.
Настенные часы показывают:
00:34
Надо бы идти ложиться спать.
Сегодня рано вставать.