стоящего на коленях человека. Отобрать нажитое? Да он был не так и богат. Соблазнить его жену? Так она уже на том свете!

– Мне нужна твоя дочь! – рявкнул Этлин, сделав выбор, и слегка пнул толстяка в грудь ногой, отчего тот не удержался и плюхнулся на пол. Среди посетителей прокатился смешок, но когда глаза, полные огня, прошлись по присутствующим, все стихли.

Бертоцци поначалу ошарашенно, а затем – радостно захлопал глазами. Вот уже несколько лет он пытался избавиться от дочери, выдав замуж. Но женихи, как один, испарялись, едва познакомившись с ней. И теперь такая удача! Впрочем, Идонея даже не была ему родной и поэтому старик давно уже считал, что иметь содержанку – тяжелое бремя. Он взял ее мать с приплодом за хорошее наследство, но так и не смог полюбить чужое дитя. К тому же, девчонка была сумасшедшей. Порой она пугала его до чертиков, бродила по дому, как привидение, нашептывая низким, совсем непохожим на свой, голосом, одни и те же стихи:

"Прольется кровь червонной дамы,

И отворятся в сердце раны

В тот миг, что встретишь ты ее,

И станет черное на красном…

Во взгляде кротком и прекрасном

Любовь, погибель – все твое!

Заставишь сердце девы вспыхнуть?

Или оставишь в муке стынуть?

Пророчество исполнишь! Все равно".

И в тот момент, когда девушка читала заключительные слова этого странного стихотворения, глаза ее страшно закатывались, и лицо становилось похожим на маску. Она падала будто замертво и проводила ночь там, где ее заставал приступ безумия. Когда была жива мать, то все заботы о девчонке несла именно она. Темная тайна ночных похождений открылась Бертоцци только после смерти жены. Вот уже несколько лет он безрезультатно пытался выдать падчерицу замуж. Потому он обрадовался безмерно предложению лорда, шансу избавиться от тяжкой ноши.

– Вам нужна моя дочь Идонея? – удивленно выдохнул Бертоцци, поднимаясь и важно шествуя к предложенному ранее месту. – Неужели?

Этлин понял, что просчитался. Отступать не в его правилах. Возможно, мельник испытает хоть каплю жалости к бедной падчерице, когда услышит, на какие муки он обрек ее. Уж тогда лорд сполна непременно насладится его горем.

Как только Бертоцци занял свое место, в таверну ворвался ветер из распахнутой двери, и вместе с ним влетел запыхавшийся мальчик, замерзший и укутавшийся с ног до головы в серый плащ. Окинув взглядом таверну и безошибочно отыскав глазами свою цель, он направился к ней.

– Ну, наконец-то, Кэй! Садись, ставки сделаны! Дочь мельника в обмен на его дальнейшую свободу от меня, – равнодушно произнес Этлин, и колода карт ожила в его ловких руках. – Играем в Керн!

Перетасовав, как следует, карты и показав при этом все свое мастерство, Этлин раскинул веером цветную рубашку.

– Выбирай! – хитро прищурив пурпурные глаза, произнес Лорд, будто зная наперед, что именно достанется игроку.

Старик протянул руку и, вытащив карту, воскликнул от радости. В его руках был туз, а это означало небольшую удачу начать игру первым. Но, по мере сдаваемых и сброшенных карт, радость уже не столь явственно сверкала в глазах. Одна взятка, вторая, и скоро игра может быть проиграна. Мельник не слишком дорожил поставленной на кон жизнью Идонеи, но с каждой проигранной картой в его сердце зарождалась жалость. Каждый проигранный ход обозначался зверской пыткой, которую придется испытать ей.

– Сначала я влюблю ее в себя до беспамятства и тогда она станет рабой, выполняющей каждый каприз… Потом позабавлюсь с ней, а затем отдам остальным, кто пожелает ее – каждому вплоть до нищего оборванца… Идонея будет унижена до земной грязи под ногами, но сама не поймет этого – так, как она сделает все ради своего господина… Дальше я нагружу ее самой тяжелой работой, и через месяц она не сможет разогнуть спины… А, знаешь, что станет худшим для твоей красавицы-дочери? Я отправлю ее кормить гендерфольских псов… Двуглавые псы такие милые и непредсказуемые. Сначала она потеряет пальчик, затем еще один, пока у нее не станет всей кисти, а затем и вторая нежная ручка уйдет вместе с кормом в пасть псов, – равнодушно произносил Этлин, искоса наблюдая за реакцией старика. Глазные зрачки бедняги ширились, наполняясь неподдельным ужасом. Именно этого и добивался лорд. Увидеть страх и жалость, когда уже ничего нельзя вернуть, вот истинное наслаждение. Под эти страшные, не оставляющие надежды, слова бедняга Бертоцци и проиграл партию в "Керн". Из его глаз потекли слезы – не оттого, что он обрел свободу, а потому, что он обрек свою несчастную падчерицу на смертные муки.

– Лорд Этлин! Сжальтесь над бедной девочкой. Недавно она потеряла мать, а теперь потеряет и меня. Позвольте отыграть ее свободу! Я поставлю на кон все, что имею.

– Старик, твоя дочь должна быть в моем поместье завтра утром. И не вздумай обмануть! Здесь целая таверна свидетелей и каждый подтвердит, что ты мне должен, – усмехнулся Этлин. Игра была окончена, и больше ничего не держало лорда в гнилой, пропитанной бедностью, таверне. – Кэй, мы уходим.

Он поднялся и внимательно осмотрелся, словно мимолетный взгляд мог найти скрытые тайны каждого. Посетители таверны один за другим опускали глаза, пряча сокровенные мысли. Шагая к выходу, он слегка сбавил шаг рядом с Джоном, который опасливо втянул голову в плечи. Мальчишка что-то скрывал, но лорду сейчас не было до него дела. Когда-нибудь он еще вернется и разберется с ним. Проходя мимо Марты, он даже не удосужился взглянуть на нее. Лишь рука в черной перчатке молниеносно дотянулась до шеи и сорвала то самое ожерелье с алмазом, подаренное, можно сказать, в другой жизни. За его спиной остался вскрик боли и безудержные рыдания, разрывающие тишину.

***

– Братец! Ты опять за свое? Зачем тебе очередная игрушка? – шагая бок о бок с Этлином, удивленно произнес Кэй и фыркнул, получив в ответ лишь покачивание головой.

– Ну что ты качаешь головой? А, хочешь, я расскажу тебе, как все будет? Ты покажешь девчонке один из своих карточных фокусов. Выпадет червонная дама. Она тут же тронется умом, влюбившись в тебя. Ты поиграешь с ней в любовь и разобьешь сердце, как было с другими. Все это становится замкнутым кругом. Проклятье! Так, и знай, мне это не нравится!

Этлин шел по мостовой, вслушиваясь в звук шагов, стараясь не замечать слов Кэя.

Да, именно так обычно все и происходило. И до недавних пор вполне устраивало. Иметь власть над любовью, алчностью, тщеславием и над каждым, кто был более или менее интересен лорду – довольно забавная способность. Поначалу в нем кипел азарт к власти, наживе, страсти. А сейчас ему уже все равно. Этлин давно устал от этих игр и возвращался за карточный стол, скорее всего, по