отдельности, и в совокупности от черных и белых камней на этой доске. Игра в будущее всегда ведется на некотором свободном пространстве и состоит в его зарастании участками достигнутого и недостижимого, перевес одних или других превращает будущее в сбывшееся или несбывшееся.

Отец чувствовал нечто схожее, но представлял недостижимое не как игрока (поскольку в футурологическом покере выигрывал тот, чьи прогнозы набрали больше очков, даже если у него сбывалось 0,5% предсказаний), а как отсутствие карты в колоде. Выявление недостижимого в концепции папы являлось важнейшей частью футурологии: "если из колоды в 36 карт вынули десятки, не стоит пытаться собирать стрит", и в этом аспекте его ставки сыграли без исключения: всего того, на недостижимость чего поставил папа, действительно не произошло.

К примеру, в 2121 году люди все еще не заселили Марс. Красная планета давно уже не казалась "почти Землей". Слишком маленькая масса и отсутствие магнитного поля означали недостижимость нормализации атмосферы (ее попросту сдувало солнечным ветром), недостижимость жидкой воды, которая тут же испарялась, и чрезмерную дозу космической радиации. На Марс летали лишь любители экстремального туризма из среды чудаковатых сверхбогачей, а ученые, военные и даже романтики поставили на планете крест: Луна со всех сторон была лучше, а среди дальних объектов предпочтительней для освоения выглядела Европа, спутник Юпитера, но и то не как место новой жизни, а как источник воды для Земли.

В целом космическая эра закончилась вскоре после смерти родителей и, по традиции, не взрывом, но всхлипом: колонизировать планеты Солнечной системы выходило слишком дорого и слишком бессмысленно (опять же, ничем не лучше жизни на Луне), долететь даже до Альфы Центавра, где существовала землеподобная планета с не вполне логичным именем Трисолярис, можно было не быстрее, чем за 50 веков, да и инопланетянам, если они существуют, нет никакого смысла путешествовать к Земле сквозь тысячелетия. Из достигнутого имелись лишь лунные проекты да запланированные на ближайшие 35 лет проекты добычи кислорода, воды и металлов на необитаемых соседях. В этой партии за внеземное будущее человечества победил игрок черными, для реванша мечтателям требовалось найти какой-то новый космический гобан. За последние 40 лет никаких подвижек не произошло.

К 2121 году были доказаны недостижимость антигравитации и телепортации, несостоятельность теорий струн, многомерности пространства и петлевой квантовой гравитации, непреодолимость скорости света и стрелы времени с помощью каких бы то ни было уловок – в общем и целом, ложность всего того, что и раньше лишь проскальзывало по кромке человеческой жизни как сказки, какие рассказывают ученые чиновникам ради финансирования. Отец ставил на то, что в повседневность не произойдет какого-либо грандиозного вторжения научных открытий, и тут он тоже оказался прав. Елизавета Андреевна, рожденная в первой четверти XXI века, на своем примере могла убедиться, что за сто лет изменилось совсем немногое.

Люди не переселились жить в виртуальные миры. Кажется, об этом думали лишь старшие поколения, те, кто вырос без персонального смарта на руке и неловко экстраполировал прогресс цифровых технологий за горизонт. За горизонт они так и не ушли, и виной тому была скорее человеческая природа (как и в "космической партии", где все-таки основную проблему составляла излишняя хрупкость сложной органики в неземных условиях). Превосходный квантовый компьютер собрали еще в 2038-м, вскоре после смены элит, и сегодня в одном кристалле смарт-кольца на левой руке Елизаветы Андреевны, подаренного мужем Пашей на золотую свадьбу, было больше вычислительных мощностей, чем в самом-самом компьютере доквантовой эры. Очень скоро, в 2044-м, на год позже прогноза отца, удалось сконструировать первое условно искусственное сознание – виртуальную копию мозга одного из разработчиков. Уже в середине века эра квантового превосходства предложила человечеству практически неограниченные возможности в том, что можно было создать из двоичного кода.

Вот только людям путь в двоичный код был заказан. Папа не только в "Поправках-21", но регулярно в течение всей жизни подчеркивал, что без радикальной реформы человеческого тела, по-прежнему живущего в каменном веке, без перехода от гуманизма к постгуманизму ничего по-настоящему нового фантастического в истории Земли не произойдет, так как это новое просто упрется в стенку клетки, не важно, нервной или мышечной, и окажется либо недоступным восприятию, либо смертельно опасным. Человеку невозможно даже устроить полноценную симуляцию реальности, не вынимая мозга из черепа, поскольку информация от разных органов чувств поступает в разные участки коры, нельзя просто воткнуть куда-то провод или чип, чтобы подавать одновременно картинку на зрительные нервы, звук на слуховые, запахи на обонятельные, не говоря о всем сложном наборе пространственных ощущений. С 45-го любой за деньги мог записать свой коннектом в виртуал, но это же не являлось переселением сознания в цифру, это было только клонирование. Личное сознание оставалось неотделимым от личного неокортекса.

Что интересно, применение отцом идеи о пришельцах "на нас не нападут, потому что мы никому во Вселенной не нужны" к проблеме сосуществования органического и цифрового разумов тоже вышло оправданным. Елизавета Андреевна отлично помнила, сколько катастрофических сценариев озвучивали любители бояться непривычного: бунт машин, порабощение или истребление человечества, превращение людей в оболочки для виртов, причем эти теории дожили до 2121-го без особых изменений – но в реальности не случились даже самые мягкие варианты конфликтов. Физический мир виртуальным сознаниям был попросту безразличен во всем, что не касалось жизнеобеспечения их параллельного, цифрового мира: в четыре измерения из своего невообразимого кэлерова многообразия они выходили только для того, чтобы заработать аналитическими услугами деньги на сервера и умеренно позитивный пиар. В остальном виртов было не видно и не слышно, им тоже люди оказались не нужны.

Закончив рассказывать об исходе "виртуальной партии", Елизавета Андреевна обнаружила, что уже вечер. На то, чтобы написать половину поправок в "Поправки-21", у нее ушел весь световой день, хотя затронуть удалось лишь несбывшиеся частности, да и то не целиком. На память и интеллект она не жаловалась, но все-таки не была ни историком, ни экспертом в области физики или цифры, ни писателем, и практически по каждому факту ей приходилось изучать вопрос хотя бы поверхностно, а потом долго