не грохнуться в обморок на двадцать седьмой ступеньке, — их было двадцать семь, я действительно их посчитала. Всегда ненавидела эту свою слабость, но ради посиневшего лица любимого родственничка стоило поболеть, со злой радостью отметила я.

— У меня врождённая патология на сердце, — продолжала я изощрённо издеваться над братом. Сама я давно уже привыкла к своей болезни, которая являлась неотъемлемой частью меня, и следующей за этим реакцией, производимой полным зачитыванием моего диагноза, а это, как правило, полное отупение и скоропалительно проявляющаяся жалость, которая так и сочится из всех отверстий испытуемого. — Но я не возражаю и против этой комнаты, если нет возможности выделить мне другую, — последнее предложение я высказала совершенно безразличным тоном, будто вовсе и не говорила о себе, предвкушая свою маленькую победу.

— Нет-нет, — братец стал совсем бледный, мне даже стало его жалко, честно, совсем чуть-чуть, но это был явный прогресс в моём холодном сердце, какая ирония! — всё в порядке, можно переделать гостевую комнату на первом этаже.

— Ничего не надо переделывать, мне не обязателен особый ремонт, и так слишком многое подстраивается под мои удобства. — Я снова пришла в своё обычное состояние лёгкой нервозности, в последнее время моё беспокойное сердечко решило напомнить о себе, и таблетки не заглушали ноющую боль, но распространяться об этом домашним я не собиралась, поэтому и была нервной. Я схватила свою странную сумку и спустилась вниз, медленно ступая по ступенькам, а не перепрыгивая через них, как положено девушке моего возраста. Поэтому когда я достигла коридора с его мягким ковром под ногами, то не удивилась, что за моей спиной стоит в полной готовности сопроводить меня в мою новую комнату мой братец. Он привёл меня к первой комнате по коридору и отпёр её ключом, открыв передо мной дверь, чтобы я вошла первой. Здесь было намного уютней, чем в спальне, изначально предназначенной мне, наверно, потому что она была обычной, не переделанной. Обои были белоснежными с красивым чёрным рисунком, они нравились мне больше, чем розовые, и ещё больше, чем фиолетовые. Она уступала в размерах остальным комнатам, но всё остальное было прежним:  кровать здесь была такая же, туалетный столик и шкаф и комод, всё из тёмного дерева — дерево должно быть тёмным, зеркало было не во весь рост, этого и не требовалось, конечно, здесь тоже была ванная комната, и я была польщена. Я осмотрелась и выразила свою благодарность как могла.

— Спасибо, мне всё нравится, — сказала я, — можно располагаться?

— Да-да, конечно, — братец, похоже, ещё не совсем оправился от новости, что его кровная сестра — инвалид.

Двадцать семь ступенек

ВЛАДГлупо радоваться такому, но я действительно чувствовал радость, когда узнал, что мой отец со своей семьёй, а теперь и с моей тоже, будут жить у меня. Это было настолько нереальным, что, готовясь к их приезду, я пребывал в каком-то пьяном настроении. Странно, парню двадцать пять лет, а он радуется как мальчишка на Рождество. Я и вправду был счастлив, уж очень долгое время я жил один в непомерно огромном доме — статус не разрешал меньшего —, но холодные стены давили одиночеством, а теперь всё должно было измениться: дом наконец наполнится людьми, и в нём будут слышаться голоса.

Встретил их в аэропорту, реакция меня приятно удивила, отец был по-настоящему рад меня видеть, чувствовал, это не было фальшью. Его жена — видел её впервые, до этого только на фотографии — оказалась очень приятной женщиной, отнеслась ко мне с должным вниманием, у неё была тёплая улыбка, что не оставило сомнений в том, что мы поладим. Моя сводная сестра примерно моего возраста, совсем не родная мне, очень симпатичная и невероятная хохотушка радовалась больше всех и успокоила меня с самого начала, уверив, что очень рада появлению в её жизни долгожданного брата. Но не бывает всё настолько идеально, ложка дёгтя в этой бочке мёда всё-таки дала о себе знать — Калнышева Мирослава Сергеевна, моя родная сестра представилась мне именно так официально, сразу давая понять, что разочаровалась в моей персоне. Немного странная на вид, трудный подросток, как показалось, с грязными волосами, потому что её длинная непослушная чёлка, закрывающая пол-лица, спадала отдельными патлами. Таким было моё первое впечатление о членах моей  новоприобретённой семьи, и я как всегда думал, что наши дальнейшие отношения сложатся в благоприятном ключе.

Дом вызвал бурю восторга со стороны Лизки, именно так называли её в семье, и я тоже, она не возражала; Мира, напротив, выказала недовольство и по этому поводу, но за неимением иного, промолчала. Она наотрез отказалась от моей помощи и свою необычную сумку понесла в дом сама — меня это даже развеселило, оказывается, у нас общие не только глаза, но и упрямство.

Так переживал, оформляя своим родным комнаты, но всем вроде понравилось, отец с тётей Ниной — мы договорились, что мне можно её так называть, — были чересчур благодарны, значит, мне удалось им угодить. Лизе, как всегда, всё понравилось, она была в первых рядах довольных жизнью людей, это внушало оптимизм. Больше всего я нервничал, когда мы зашли в комнату Миры: за последние пару часов в её обществе я понял, что сам факт моего существования служит предметом её раздражения. Но в этот раз, похоже, можно было вздохнуть с облегчением: на её лице читалось что-то похожее на лояльность. Поэтому меня вывело из равновесия заявление тёти Нины: она сказала, что эта комната не подходит для её младшей дочери и необходимо предоставить для неё комнату на первом этаже. Я не мог понять, что же в этой комнате их не устраивало, но не успел об этом спросить, Мира перебила свою мать и не дала задать мне свой вопрос:

— Не хочу упасть в обморок на двадцать седьмой ступеньке, — сказала она. В мою голову ворвалась глупая мысль: я жил в этом доме три года и никогда не считал этих ступенек на лестнице, а она зачем-то это сделала. Но это было не всё, о чём хотела поведать мне сестрёнка, и теперь принялась обосновать причину желательного переезда на нижний этаж.

— У меня патология на сердце, — пояснила она мне и заметила, что я никак не реагирую на её замечание, а я просто не знал, как реагировать. Отец в нашу единственную с ним встречу, около пяти лет назад, показал мне фотографии жены и дочерей, рассказывал об их жизни в маленьком городке, который его младшая дочь упрямо называла селом, — это меня тогда развеселило. Говорил, что старшая дочь уехала учиться и через год оканчивает институт, жена работает в сберкассе, он бригадиром на заводе, младшая дочь — это моя родная сестра и она ещё