Андрей Вознин Садовник

Я смущенно кашлянул в кулак:

– Понимаете, я в этом совсем ничего не смыслю…

Пожилой садовник довольно потер сухие, мозолистые ладони.

– Ничего страшного, все когда-то начинали, а земля – она внимание любит и ласку.

Местный питомник раскинулся на доброй сотне аров, но среди ровных рядов саженцев, рассады и горшков с цветами мы ходим лишь вдвоем. Зарядивший с утра нудный дождик распугал всех потенциальных покупателей и теперь без устали кропит только благодарно тянущиеся вверх растения.

– Для начала я бы посоветовал вам посадить пару кустов черешни. У нас земли хорошие – суглинок, и для моих саженцев это самое то. В яму, глубиной в две трети метра, на дно положите дренаж, сверху перегной…

Пока садовник, радуясь единственному посетителю, подробно пересказывает секреты обустройства мест для высадки черешни… Затем груши… Затем клумб с цветами… Я неторопливо брожу с ним по рядам, рассматривая богатейшую коллекцию растений. Крепкие саженцы, сочная рассада, красивые цветы – чувствуется, что старикан в своем деле дока и знает много профессиональных хитростей.

Мне этот питомник напоминает наполненный жизнью небольшой городок, за которым присматривает в одном лице местный царь и бог. Благодаря его уходу и заботам каждый «житель» может тянуть свои веточки навстречу Солнцу, радоваться благодатной почве и ждать нового хозяина, которого одарит богатствами будущих урожаев.

– Черный Жак, – увидав, что я остановился перед черным тюльпаном, гордо поясняет селекционер.

– А это мое высшее достижение – Heterocera.

Он нежно гладит огромный, развалившийся бутон терпко пахнущего алого цветка. Надоедливая болтовня старика легко объяснима – трехдневное ненастье отвратило его постоянных клиентов, и я пока единственный слушатель. По ощущениям, солнечные дни установятся только дня через два, и вот тогда здесь будет не протолкнуться.

Пока разглядываю цветы, садовник без жалости выдирает сорняки, увядшие или приболевшие растения и складывает их в телегу с аккуратной надписью «Отходы».

Наконец все осмотрев и выслушав – как, когда и что, я рассчитываюсь за покупку и крепко пожимаю узкую жилистую ладошку.

Уже на выходе сталкиваюсь с Кларой – жизнерадостной внучкой садовника, весело шлепающей босыми ногами по лужам. В ее, по-детски полном красок, восприятии даже ненастный день и нудный дождик представляются отличной погодой для прогулки. Знакомый берестяной туесок в руке полон нехитрой снеди для любимого дедушки. Подмигнув, пропускаю эту милую куколку вперед.

Достаточно отойдя от питомника, выбрасываю всю рассаду в яму на обочине дороги и направляюсь домой, рассчитывая на богатый в будущем урожай.

Через семь дней настойчивый стук в двери отрывает меня от позднего ужина.

– Санитар! Санитар!

За дверью стоит посыльный – мальчишка лет десяти. Нестриженые вихры растрепались от бега, ворот на рубашке надорван. Этакий бесенок. От нетерпения пританцовывает на моем крыльце.

– Срочный вызов к доктору! Много больных. – Протараторив послание, он собирается бежать дальше.

Плюнув на серебряную монетку, я натираю ее о рукав до блеска и протягиваю посыльному за работу. Тот выхватывает вознаграждение и, даже не сказав спасибо, уносится прочь. Я быстро одеваюсь и спешу в больницу.

Солнце лишь недавно нырнуло за горизонт, и город начинает стремительное погружение в ночную тьму. Фигуристые газовые фонари только-только запалили, и они льют свой неяркий свет на заполненные горожанами улицы. Празднично разодетая толпа прохаживается по набережной, смеется и веселится призрачному своему счастью. А я, продираясь сквозь безмятежных гуляк, уже чувствую непостижимое присутствие, незримо вызревающее, наливающееся силой и мощью. Пронизывающий тысячелетний холод проявляется пока лишь усиливающимся бора, но совсем скоро она вырвется на свободу и смрадным дыханием коснется каждого жителя этого города. И тогда на смену общему веселью придет страх. Страх смерти. Он расползется по квартирам и домам, отравляя немудреный быт, пристраиваясь за обеденными столами, ныряя в родительские спальни и теплые детские кроватки…

– К нам поступило несколько больных. – Доктор строго смотрит на прибывших по вызову, и тревога проскальзывает по лицу, ощущается в скороговорке слов. – Явно выраженные симптомы воспаления легких. Но инфекцию пока не определяю. Что-то не нравятся мне увеличенные лимфатические железы Клары. Как бы это не была…

Он на миг замолкает, страшась произнести вслух диагноз, за которым нас всех ждет зияющая пропасть…

– Обязательные к ношению средства защиты: маски, перчатки. Уже есть первые проявления лихорадки. Но даст бог минует нас чаша сия…

Небольшая палата заполнена больными. И хуже всех чувствует себя внучка садовника – восьмилетняя Клара. Она беспрерывно мечется на жесткой больничной кровати. Скрученное жгутом одеяло сброшено на пол, сама девочка что-то невнятно тараторит в горячечном бреду. Под задравшейся пижамой видны страшно набухшие шишки. Пожилая санитарка едва успевает вытирать обильно выступающую на губах кровавую пену…

Остальные пациентки визуально выглядят лучше, но за лихорадочным блеском глаз легко угадывается стремительно поднимающаяся температура.

В мужской палате совсем тяжелые отсутствуют. Но это лишь дело времени. А пока пациенты, собравшись кружком, над чем-то хохочут. Завидев нас, рассаживаются по своим кроватям.

Доктор внимательно осматривает одного за другим, простукивает грудные клетки, силясь различить привычную пневмонию. И пока он погружен в мрачные думы, больные настойчиво пытаются вызнать свою судьбу:

– Доктор, что со мной?

Но вряд ли они хотят услышать правду.

– Как самочувствие? – отвечаем вопросом на вопрос.

– Слабость… Мышцы ломит.

Один из обследуемых неожиданно начинает кашлять, и на губах выступает кровавая пена. Мужчина, испуганно косясь на санитаров, вытирает ее рукавом пижамы…

Дни летят стремительной чередой безжалостно срываемых листиков календаря: новые пациенты, вызовы на дом к безнадежным и смерти. Смерти повсюду… Чума подобно лесному пожару поглощает ростки жизни один за другим, особо не разбирая, кто становится ее очередной жертвой: взрослый полный сил работяга, немощный старик или розовощекий ребенок…

      Город, охваченный эпидемией, постепенно умирает. Я иду по очередному вызову, но вряд ли застану хозяев живыми. Повсюду опустевшие дома. Им уже никогда боле не наполниться теплом и детским смехом. Лишь темные провалы окон неотрывно следят за мною. Иногда в окошках замечаю одинокие белесые фигуры. Завидев