рухнула в бездну. Из двадцати B-2 509 звена бомбардировщиков в строю находился всего один.

— Нам уже вчера нужна версия «Си»^[5], — мрачно произнес полковник Хамсворт. Одной из его задач в роли помощника генерала Кохрейна являлось отслеживание усилий «Нортроп» по выпуску B-2 на основе обычных материалов, и задача стала сложнее, чем казалась. Фактически она значила создание полностью нового самолета.

— Мы ее никогда не увидим, Билл. Ставлю тысячу баксов. «Рокуэлл» делает последние штрихи в восстановлении производства «Костей», а «Боинг» разрабатывает бомбардировочную версию «Си-семнадцать». Обоих мы увидим раньше, чем станет реальным «Б-два си», и большие шишки решат, что с третьим бомбардировщиком просто слишком много возни, — Кохрейн прервался. — Мне кажется, или ветер быстро крепчает?

Прежде, чем Хамсворт успел ответить, завыли сирены экстренного оповещения базы, а из громкоговорителей по стоянке разнеслось сообщение.

— Срочно, генерала Кохрейна в башню. Немедленно.

Генералам бегать не подобает, для этого у них есть помощники. Но если лейтенант в контрольном центре решил, что ситуация достаточно плоха для предоставления ему права приказывать генералу, бежать необходимо. Если все действительно настолько плохо, на счету каждая секунда. А если нет, лейтенанта ждет перевод на одну из авиабаз в Аду. Летя по ведущим вниз в командный бункер ступеням, Кохрейн размышлял, что многие генералы прошлого говорили некомпетентным младшим офицерам катиться в ад, но он может стать одним из первых, осуществивших этот приказ буквально.

— В чем дело? — рявкнул он, войдя в людную комнату.

— Сэр, штормовой фронт меняется и усиливается. Взгляните на допплеровский радар.

Полковник никогда не работал метеорологом, но годы просмотра канала «Погода» познакомили его с раскладкой. Коричневую карту уродовала протянувшаяся горизонтально через экран зеленая полоса. Это не проблема: полоса означала ливень, но он ожидаем. Проблема находилась на небольшом участке в центре полосы, перешедшем из желтого в оранжевый и темно-красный с небольшой пурпурной точкой посередине. Это значило торнадо. Их тоже ждали, но модель погоды не предполагала их появления вблизи базы. На глазах Кохрейна полоса менялась: вся правая сторона заворачивалась сама на себя и перестраивалась почти на 90 градусов от исходного направления. Она набирала скорость, темно-красный с пурпуром район быстро расширялся.

Кохрейн не колебался. Он схватил микрофон системы оповещения и переключил клавишу.

— Приближается серьезная погодная аномалия. Всем укрыться в ангарах и закрыть ворота. Все прицепленные к тягачам «А-десять» отвести в укрытие, в противном случае оставить самолет. Это не учения.

— «А-десять», сэр? А как быть с «Б-два»?

— Хрен с ними, они на недели выведены из строя. Дерущимся в Аду ребятам нужны «Уортхоги».

Кохрейн слегка расслабился. Потеря самолетов — плохо, но обслуживающие их опытные техники незаменимы. ВВС отчаянно не хватало наземных команд, как и всего прочего. Ангары создавались для противостояния чему угодно, включая близкое попадание ядерного оружия, жизненно важные техники там будут в безопасности.

Шли минуты, линия шторма переформировалась и понеслась к «Уайтман». Метеоролог тряхнул головой и пошипел сквозь зубы.

— Сэр, штормы себя так просто не ведут.

— Что ж, этот ведет, — Кохрейн чуть не добавил «тупица», но сдержался. Это подождет беседы тет-а-тет в офисе. «Хвалить публично, наказывать приватно», пронеслась в уме старая мантра.

— Двери ангаров закрыты, сэр, — доложил вызвавший его в контрольный центр молодой офицер. — Они отвели внутрь три «А-десять».

— Спасибо, Эстрада, ты правильно сделал, что вызвал меня так быстро. Хорошая работа, — молодой человек слегка выпрямился и не удержался от взгляда на окружающих, чтобы увидеть реакцию на похвалу генерала.

— Ветер быстро усиливается, — метеоролог пытался обрести выбитую из-под ног почву. — Сто двадцать узлов, и ускоряется. Шкала анемометра заканчивается на ста шестидесяти пяти, этот предел мы, видимо, пройдем запросто.

Высоко на стене контрольного центра висели дисплеи, отображающие картинки с внешних камер наблюдения. Одна из них смотрела на запад и демонстрировала пространство в сторону Седалии. Или должна была — в обычной ситуации, но сейчас картина отличалась. Небо чернело, пока не стемнело почти как ночью. Но камера все равно показывала три несущихся к базе огромных торнадо. Их устрашающие воронки подсвечивались почти непрестанными разрядами молний. Зрелище было потрясающим, с этими монстрами не мог сравниться даже уничтоживший Гринсбург смерч^[6].

— Е-эф-пять, без сомнений. Я бы сказал, что по старой шкале Фудзиты-Пирсона^[7] они Эф-шесть, — потрясенно сказал метеоролог. — Эти воронки должны быть трех четвертей мили в диаметре. Бог знает... — его прервало пришедшее из комнаты преувеличенное покашливание. Мысленно он влепил себе затрещину. Метеоролог родился в семье искренне верующих баптистов, и Послание нанесло по ним серьезный удар. Одна из его тетушек даже легла и дала себе умереть, как требовалось. Теперь все знали истину, в его семье больше ни во что не верили и считали умершую тетушку большой идиоткой. Но даже при этом смена устоявшихся разговорных привычек требует усилий. — Прошу прощения. Я без понятия, какова у этих штук скорость ветра, но выше трехсот миль в час, это точно.

Воронки быстро увеличивались, пока не заполнили экран. Небо к этому моменту так потемнело, что у Кохрейна ушло несколько секунд на понимание, что камера вышла из строя. Комнату наполнил глухой рев, пол дрожал, невзирая на глубину постройки. Одно это сказало Кохрейну, какая мощь заключена в шторме. Телеэкраны почернели, он предположил, что камеры уничтожены, но затем увидел тень на одном из дисплеев и понял, что там просто такие условия.

— На камере пять есть опция ночного видения.

Никто не ответил, но картинка с камеры пять из черной стала зеленой. Она показывала немногим больше, чем в обычном спектре: основную картину заслонял мощный ливень, но остающееся видимым Кохрейну не поддавалось словесному описанию. Замеченная им тень оказалась B-2, поднятым штормом и брошенным кувыркаться по полю. Другие тени, видимо, являлись припаркованными там A-10 и F-5, швыряемыми вокруг с презрительной неосторожностью раскидывающего чужие игрушки злобного ребенка. Были и другие объекты. Кохрейн их не узнавал, но они метались по экрану, пока камера пять тоже не почернела.

— Это все, сэр. Все камеры пропали, — говоривший произнес фразу тихо и в ошеломлении от краткого взгляда на разрушения на поверхности.

—