Монфи Тинэя Бутовская линия

– Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора – пробубнила сотрудница московского метрополитена, входящим людям. Начало обычной поездки. Хотя этот день был не самым приятным для меня. Несмотря на отсутствие идей, я не изменил обыкновению писать, во время поездки в метро. Как и в любой другой, но пожалуй более удачный день, я поднялся в метро. Наша стеклянная станция "Улица Горчакова", как обычно, кишела людьми, которых хотя и не было столь много, как на кольцевой линии.

Прошло около двух минут и я уже сидел в электричке, влетевшей на станцию. Ветер, что принес поезд, обдал мои волосы сильным и холодным ветром. Ну хотя бы проснулся – пронеслось в голове.

Сегодня я никуда не спешил. Ехал в соседнее Северное Бутово к двоюродному брату. Голова была свинцовая. Несмотря на особую атмосферу московского метрополитена, я никак не мог продолжить свою историю. Ну вот на тебе! Уже вторая неделя прошла с того дня, как я вывел красиво в тетради: "В метро". И всё с того самого дня, я не написал ничего! Ни одной буквы, ни одного пробела.

Я не мог понять, что со мной. Вроде существуют моменты озарения, когда что-то переключается в голове, равно как станции на табло внутри поезда и ты сидишь и пишешь не отрываясь. Но после нескольких нервных для меня дней в университете, я забыл, что такое озарение. В начале я писал через силу. Однако перечитывая сюжет или отрывок, тут же откладывал тетрадь. То что писалось таким образом было либо скучным и слишком логичным, либо слишком размытым и без внутренней логики повествования. Хватило ненадолго. Я просто перестал писать.

Вот и сегодня, просто ехал в металлическом чудище, что истошно вопило, проносясь по подземным лабиринтам московского метро. Решив, что сегодня попробую, написать маленький рассказ или миниатюру, я достал свою немного потрёпанную тетрадь. Вздохнув, начал писать первое, что пришло в голову. В начале всё вроде было бы хорошо и я даже почувствовал психологическое облегчение, от того, что написал. Неплохой маленький рассказ о своей же жизни. Улыбнувшись, продолжил. Чувствовал, что впервые за несколько дней во мне загорелась искра.

Меж тем пролетели уже две станции. Скоро было выходить. Я быстро пытался дописать историю. Так будто бы от этого зависела моя жизнь. И вот уже почти середина задумки была написана, но моя верная ручка иссякла. Я чуть погрел её в руках, думая, что чернила просто загустели. Но нет. К своему ужасу, я быстро понял, что у той закончились чернила. Я чертыхнулся. Вот за долгое время простоя вышло что-то и тут моя ручка кончилась.

– О, ты пишешь? – раздался женский голос напротив меня – Стихи или Проза?

Оторвав глаза от тетради и посмотрев напротив, я увидел милую девушку с парой серёг, инкрустированных изумрудами. Она держала блокнот и пару линёров. Видимо художница.

– Проза… – сухо ответил я ей. В тот момент я готов был проклинать всё вокруг.

– А какой жанр ? – спросила она.

– Ну в основном фэнтези – ответил немного раздражённо – хотя порой и на современную прозу тянет.

– Неплохо. А я вот рисую одного грустного человека – улыбнувшись, сказала девушка.

– Прекрасно! Слушай, могу я у тебя взять один линёр? – немного нервно спросил её.

– Закончилась ручка, Писатель? – подсев ко мне, спросила она.

– Вообще не только. Вдохновение на пару с воображением похоже тоже.

– Выгораешь? – задумчиво спросила Художница.

– Сгорел… – с грустью сказал ей. – Сейчас пожалуй допишу и анх поставлю на творчестве…

– Бывало… – Сказала Художница. – У меня тоже бывали такие периоды, когда не могла рисовать. Однако ты всё же подумай: Музе ведь нужно отдыхать. Как и тебе. Попробуй.

– Спасибо, попробую. Ой, извини, мне пора! – быстро сказал я Художнице и выбежал из вагона, чуть не забыв о том, какая станция нужна.

– Погоди, Писатель! – она выбежала за мной, держа наши рюкзаки. – Чуть не забыл!

– Спасибо Художница! – сказал ей. – За твои слова и то, что рюкзак схватила.

– Не за что. Я с тобой блин, забыла, что мне тоже на этой выходить. – отдышавшись сказала Художница – Так ты дописал?!

– Ага – сказал, отдавая ей линёр. – Может встретимся ещё.

– Хорошо. Я живу тут недалеко. Если будет время, то заходи Грустный Человек.

– рассмеявшись, она пошла куда ей нужно, даже не попрощавшись.

– Непременно Леди Винтер – усмехнувшись, крикнул вслед девушке, а сам пошёл в противоположный конец станции "Бульвар Дмитрия Донского".

Выйдя из подземной части станции я всё возвращался мыслями к той девушке и нашему диалогу. В голове всё вертелось: " Музе ведь тоже нужно отдыхать". Выйдя из плена гранитных стен станции на поверхность, я стал дышать свободнее. Эта фраза изменила мой взгляд на вещи. Зайдя в первый попавшийся канцелярский магазин и купив излюбленную чёрную капиллярную ручку, продолжил писать. – Интересная ты Художница… – задумчиво произнёс я вслух. – Всё же стоит моей музе давать выходные почаще и самому отдохнуть…

С нашей встречи прошло уже день. Неплохо так отдохнул и побыл у брата в гостях. Встав утром, я поспешил к метро. Всё же стоящий совет дала та девушка. Отдохнул знатно. Сегодня день чудесный, для очередного времени интеллектуального труда. Пока дошёл до станции, появилось записать свой опыт. Возможно для себя самого, возможно для людей. Удивительно и легко мне дались строки. Похоже совет рабочий. Я могу снова писать и не жалеть о написанном! Даже гранитные своды "Бульвара Дмитрия Донского" ныне не действовали угнетающе. Они скорее показывали свою красоту и, незамеченный мной в пылу выгорания, блеск камня.

– Привет, смотрю ныне Писатель в добром расположении духа? – услышал я знакомый приятный голос девушки. Она тоже стояла на перроне. Приветствуя, она обняла меня. Это смутило меня с непривычки, однако ненадолго.

– И тебе привет Леди Винтер – улыбаясь, сказал я рыжеволосой бестии.

– Чего сияешь? – поинтересовалась она, когда мы садились в чёрные с красными полосами электрички.

– Музу в отпуск отправил. – радостно ответил я ей. – А как твоя поживает?

– Сегодня продуктивно трудится. На, посмотри! – сказав это она показала мне свой рисунок. На нём был изображён я. Вернее две стадии меня. Первая половина сидела с понуренной головой, растрёпанными длинными волосами. Вторая же половина портрета, излучала свет. Спокойный и улыбающийся я, сидел и увлечённо писал рассказ.

– Ну, а я смотри, что написа… – начал я говорить, показывая Художнице свою тетрадь.

И наш разговор заглушил гул электрички. Но несмотря на шум, Писатель и Художница понимали друг друга, что подтверждали их весёлые и осмысленные взгляды на труды друг