причём…
– Но он помог тебе, подтолкнул к этому.
– В какой-то степени да, и всё же…
– Что?
– Он не внушал и не заставлял, и у меня был выбор… И ещё: я начала писать эту пьесу задолго до знакомства с ним.
– Кстати, а о чём ты думала, когда писала её?! Её сожгут, понимаешь? А тебя, так как ты совершеннолетняя, помимо срока припишут штраф до 45000 марок!
– А я и не собиралась опубликовывать её.
– Тогда зачем спрашивала меня насчёт Рейха?
– Сначала хотела, но потом поняла, что… Нет, ничего не выйдет. Я… я хотела просто показать это, может, даже копии сделать для своего окружения: друзей, коллег…
– Да это до пятнадцати лет тюрьмы! – Я нагнулся к её лицу и заговорил тише: – Твоя пьеса… послужила этому митингу?
– Я её дала только Йенсу, но он ничего не кому не говорил и не давал.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Потому что он после прочтения копии сжёг её при мне.
Со вздохом я выпрямился.
– Мы по тебе скучаем: я, мама, Анели… Не пойму я тебя, милая, не пойму. Прости.
На её глазах появились слёзы. Я не выдержал и отвернулся, подумав:
«А сам прикрывал преступника несколько дней! Ещё легко отделался…»
Состоялся суд, и её посадили на пять лет. Сердце у меня сжималось при виде её бледного лица! Я прекрасно знал, что день назад судили Йенса, и его посадили на шесть лет. Возможно, он был даже инициатором митинга, но ничего не известно насчёт этого. Со мной была Хедвиг, а Анели просто не впустили. Но они обе обливались слезами. Когда заседание закончилось, я только тогда оглядел присутствующих в зале и заметил среди них… Ауэр! У меня сердце в пятки упало. «Ну, всё, сейчас побежит к журналистам». Выйдя из зала, я нагнал её и больно схватил за руку, отвёл в сторону, к стене. Она повернулась ко мне: на её лице застыл ужас. – Что вы… – Только попробуй, слышишь?! Только попробуй что-нибудь сказать журналистам, попробуй! Я из тебя все потроха… – Да успокойся, не буду я ничего говорить! Она отдёрнула мою руку. Я застыл, как вкопанный. – Да. Мы оба поквитались: наши близкие в тюрьме, поэтому… смысл продолжать? Я побелел от ярости. – Да не сажал я твоего Орэля! – Не ори. Не хочу ничего про это слышать, понял? – Да я не… – Он тоже так говорит! – Да это… Она нахмурилась и махнула рукой. – Послушай, я пришла сюда, в зал суда, с миром, ясно? Я даже посочувствовала этой бедной глупенькой девочке, которая уже всё перечеркнула в своей жизни. Я пришла с миром. С миром. Меня трясло, но мне каким-то чудом удалось сдержать себя. Я набрал побольше воздуха в лёгкие. – Что ж, надеюсь, вы меня больше не тронете. – Взаимно. Я направился к выходу, где ждала меня Хедавиг. – Ну что? – Она нас больше не побеспокоит. Хе, сделала одолжение! Мы вышли из здания суда и поехали домой. На следующий день я узнал, что нашли её пьесу и сожгли. Оно и к лучшему.
Состоялся суд, и её посадили на пять лет. Сердце у меня сжималось при виде её бледного лица! Я прекрасно знал, что день назад судили Йенса, и его посадили на шесть лет. Возможно, он был даже инициатором митинга, но ничего не известно насчёт этого. Со мной была Хедвиг, а Анели просто не впустили. Но они обе обливались слезами. Когда заседание закончилось, я только тогда оглядел присутствующих в зале и заметил среди них… Ауэр! У меня сердце в пятки упало. «Ну, всё, сейчас побежит к журналистам». Выйдя из зала, я нагнал её и больно схватил за руку, отвёл в сторону, к стене. Она повернулась ко мне: на её лице застыл ужас. – Что вы… – Только попробуй, слышишь?! Только попробуй что-нибудь сказать журналистам, попробуй! Я из тебя все потроха… – Да успокойся, не буду я ничего говорить! Она отдёрнула мою руку. Я застыл, как вкопанный. – Да. Мы оба поквитались: наши близкие в тюрьме, поэтому… смысл продолжать? Я побелел от ярости. – Да не сажал я твоего Орэля! – Не ори. Не хочу ничего про это слышать, понял? – Да я не… – Он тоже так говорит! – Да это… Она нахмурилась и махнула рукой. – Послушай, я пришла сюда, в зал суда, с миром, ясно? Я даже посочувствовала этой бедной глупенькой девочке, которая уже всё перечеркнула в своей жизни. Я пришла с миром. С миром. Меня трясло, но мне каким-то чудом удалось сдержать себя. Я набрал побольше воздуха в лёгкие. – Что ж, надеюсь, вы меня больше не тронете. – Взаимно. Я направился к выходу, где ждала меня Хедавиг. – Ну что? – Она нас больше не побеспокоит. Хе, сделала одолжение! Мы вышли из здания суда и поехали домой. На следующий день я узнал, что нашли её пьесу и сожгли. Оно и к лучшему.