Вгляделся в полумрак. Откуда-то из дыр потолка лился серебристый свет и очерчивал неуютное, грязное помещение с лопнувшим котлом. В углу, прикованная цепью к креплению, лежала вельветовая кошечка с рваной раной между ушами – там, где когда-то у нее белело пятно в форме елочного шара.
От звука шагов она вздрогнула и открыла мутные зеленые глаза. Что-то тяжелое, давившее последние дни, отлегло, отпустило Михалыча и вырвалось из него судорожным вздохом.
– К-кто?.. – сипло спросила Софи. – Ч-что вы хотите?..
– Помыться. – Михалыч прицелился и выстрелил в цепь. Софи тихо вскрикнула. – Почистить шерсть. Купить новую шляпу. К врачу сходить. Чтобы мерзавцы, будь он неладны, получали по заслугам, а хорошие звери – второй шанс.
Медведь откинул обрывок цепи, подхватил кошечку под лапы и попытался поднять. Охнув от боли, он тут же упал на колени. Посыпался наполнитель и скобы степлера – они не выдержали напряжения. Перед глазами все потемнело, и сильнее прежнего заметались синие птички.
– П-позвать тебя куда-нибудь на чашечку молока с медом, – прошептал сквозь дурноту Михалыч и снова попытался поднять Софи. – Господи, ну почему же это так сложно?
Кошечка уперлась лапками в пол и помогла ему, оттолкнулась. Они кое-как встали, перевели дух и поплелись наружу, вместе, поддерживая друг друга.
– Гречишный, – хрипло сказала Софи, и Михалычу показалось, что хоровод птичек перед глазами завертелся капельку веселее, праздничнее.
Луна освещала их путь.