появляются каждую неделю. И существуют по большей части неделю-другую максимум, до очередного полицейского рейда. Многие из тех заведений даже в стандарты свободной зоны не вписываются.

Но есть клубы, что существуют годами. Едва ли не с момента зарождения свободной зоны.

Вика обожала бывать в клубах, где собиралась местная богема. И меня постоянно звала с собой. Ей всегда нравилось эпатировать публику. Разными способами. В том числе мной. Художнику для успеха необходим скандал, это мне сама Вика говорила не раз. А я не раз отвечал ей, что это довольно пошлая мысль. Теперь Виктория Гордэ с успехом эпатирует публику своими работами, что выставляются в галереях Токио, Лондона и Нью-Йорка. А я, благодаря нашим с ней выходам в свет, в курсе предпочтений творческой элиты по части развлечений.

Названия у этих заведений пафосные, как на подбор. «Забриски Пойнт», «Башня из слоновой кости», «Лестница на небеса», «Японский летчик Такидзиро» — и прочее в том же духе, все как одно с претензией на какой-то потаенный смысл. Явные придумки сторчавшихся талантов.

Я убил остаток дня, последовательно обходя намеченные точки. В каждом заведении среди контингента непременно находились знакомые лица. Я демонстрировал им фрагмент недавнего интервью Петера Зильбера, того самого, про которое упоминал Эдмунд. Безрезультатно, никто не мог сказать ничего определенного. Вроде бы, видели. Но не здесь. И не сегодня. А может, это и вовсе не он был. Но похож…

У телефона садилась батарея; я тоже устал.

«Заветный погребок Ауэрбаха» располагался, само собой, в подвале. А наверху была многоуровневая автостоянка, крупнейшая в свободной зоне. Эту точку я оставил напоследок, не знаю почему. Хотя — нет, вру. Знаю, конечно. Вика любила здесь бывать, и меня сюда часто притаскивала. Но с тех пор, как мы расстались, я сюда не заглядывал.

Именно там я его и нашел. И даже совсем не удивился. Это же правило такое, что нужное находишь в самую последнюю очередь. Эдмунд называл мне фамилию того мужика, что сформулировал этот закон, любит он держать в памяти такую чепуху. По его словам, эрудиция помогает вести переговоры с клиентами. Как будто изречение вековых банальностей, что считаются зернами мудрости, способно заменить хороший аргумент. Сильно сомневаюсь, что вице-директор «Апекса» подписала нас ради эрудиции Эдмунда. Инна Чой выбирает людей, которые приносят результат. Таких, как я. Таких, как Петер Зильбер.

Впрочем, в данный момент маэстро совсем не был похож на человека, нацеленного на результат. Он выглядел как человек, вздумавший сыграть в русскую рулетку. Видал я уже такой взгляд…

— Ну что вы нависаете надо мной, словно дамоклов меч, — сказал Петер Зильбер. — Садитесь уж, раз пришли. Хотя здесь полно свободных мест…

Он был прав, зал был наполовину пуст. Ну так — вторник же, не суббота.

Я выдвинул стул, сел. Странное было чувство: тот же самый стул, тот же самый стол — у стены, возле небольшой эстрады, где часто выступали местные стенд-ап комики. И я практически тот же самый. А Вики здесь нет. Только ее знаменитый шедевр на стене, бета-версия. Помню, Вика просила найти для нее древнюю пятидюймовую дискету. Я нашел целую пачку, ведь я профи по розыску. Потом Вика попросила приклеить дискету к загрунтованному холсту, ей самой не хотелось пачкаться. Я взял эпоксидный клей и приклеил, раз плюнуть. Правда, я малость перестарался с клеем, эпоксидка кое-где выступила из-под краев дискеты и застыла янтарными бусинками. Я хотел их аккуратно счистить, но Вика не разрешила. Сказала, что так даже круче. Она оказалась права. Это художество сразу же купил Марат, владелец «Погребка» и, по совместительству, галерист. Он же посоветовал Вике взять холст размером побольше, чтобы инсталляция выгоднее смотрелась на выставке. Она так и сделала, уже собственноручно, без меня. То полотно принесло ей долгожданную известность. Забавно, всего-то надо было правильное название придумать. «Черный квадрат. Версия 2.0».

Человек, выступавший на эстраде, что-то сбивчиво говорил и энергично жестикулировал. Вроде не комик. Да никто из присутствующих в зале и не смеялся, все были серьезные и задумчивые, словно в церкви. Зильбер рассеянно крутил в руках хайбол с напитком сомнительного вида. Не виски, явно. Не бывает виски зеленого цвета. На столе стоял флакон из темного стекла, похожий на миниатюрное надгробие без надписи. Из закуски только тарелочка бурого сахара и нарезанный кружочками лимон. На сцену маэстро не смотрел, предпочитал разглядывать меня. Да пожалуйста, мне не привыкать.

— Вам тут не скучно? Концерт, по-моему, совсем не смешной.

— Это не концерт, — резко ответил Зильбер. — Это поэтический вечер.

А, понятно теперь, отчего публики недобор. Просто одна половина местных ценителей прекрасного предпочла стрип-клубы, а другая — гей-бары. А здесь — только сами поэты и их близкие знакомые. Те, что женского пола, очевидно.

Оказалось, тут я немного ошибся.

Человечек на сцене иссяк, его проводили вялыми аплодисментами. Конферансье вызвал из зала некую Жанну Лохматову. Поэтессу, надо полагать. Вышла страшная, как вампир, тетка. Вся в черном, помада красная. Картинным жестом сплела пальцы, завела глаза к потолку. И заговорила низким заунывным голосом:

— У меня был ништяк. А иначе никак. Но теперь над столом. Нависает облом. Я хотела прилечь. Только крыша даст течь. И я иду на беду. Покупать лабуду.

Я не удержался, хмыкнул. Петер Зильбер досадливо поморщился.

— Зачем вы пришли?

— Да ладно. Уверен, вы сразу догадались.

Он вздохнул.

— Она вас прислала.

Странная у него была интонация. Сотрудник про босса так не сказал бы. Сдается мне, взаимоотношения между вице-директором и маэстро весьма непросты.

— Да. Знаете, люди за вас беспокоятся.

Зильбер снова скривился.

— Знаю я, отчего они там беспокоятся. Не я им нужен, на меня они плевать хотели. Им просто нужен новый гештальт маэстро Петера Зильбера. Новый, черт его дери, бестселлер!

Он со стуком отставил бокал, часть гадкого зеленого пойла выплеснулась на стол. Пришлось форсированно отодвинуться вместе со стулом, чтобы брызги не попали. Сидевшие поблизости рифмоплеты посмотрели на нас с любопытством. Зильбера, похоже, чужое внимание не волновало вовсе.

— Прошу прощения, — сказал он равнодушно.

— Что за дрянь вы пьете?

— Абсент.

Запомню на всякий случай. Угощу Эдмунда как-нибудь, когда его шутки вконец надоедят.

Я вернулся на место, достал из вазочки пару салфеток, бросил на забрызганный стол. Петер Зильбер наблюдал за мной, словно он тут был совсем ни при чем.

— Хорошая у вас реакция.

Я