- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (16) »
улыбается: к сожалению, русских слов пока в запасе мало. Взглянув на переводчика, секретарь Союза писателей ДРВ начинает рассказывать историю издания прославленного романа во Вьетнаме.
Уже десять лет «Чайка» помогает патриотам героической страны сражаться за свою независимость.
— Художник Хунь Ван Гам рисовал обложку после боя… Он и сейчас в армии. Нелегко пришлось переводчику романа Нгуен Нят Тхаму. Он тоже воин… «Чайку» бойцы носят в рюкзаках. Есть разброшюрованные экземпляры. Так легче передавать отдельные странички из рук в руки.
Нгуен Ван Бонг рассказывает о своих товарищах, которым «Чайка» помогла в борьбе, о людях, повторивших подвиг Николая Островского и Николая Бирюкова.
Долгие годы прикован к постели Хон Шон. Он изучил русский язык и сейчас является одним из переводчиков советской литературы.
Мы перебираем различные издания… Я вижу знакомую обложку — «Воды Нарына» на узбекском языке.
Этот язык немного знаком Нгуен Ван Бонгу. Его замечательный роман «Буйвол» тоже переведен и издан в Ташкенте.
О «Водах Нарына» вьетнамский гость не слышал. Его заинтересовала книга, удивительная стройка и люди.
Анна Ильинична вспоминает о поездке в Узбекистан.
— Готовился Николай серьезно и долго. У нас появились подшивки газет «Правда Востока» и «Комсомолец Узбекистана» за тридцатые годы, брошюры, справочники. И конечно, учебники узбекского языка. «Надо знать язык того народа, с которым думаешь дружить, тем более о котором хочешь написать книгу»… — так сказал Николай Зотович.
Многие отговаривали Бирюкова от этой поездки (в такую даль и здоровый человек не пустится). А Николай Зотович мечтал о синих вечерах, о древних легендах, о пустынях и хлопковых полях. На все сетования друзей он отвечал весело, и обязательно по-узбекски.
Давний друг комсомольцев Николай Бирюков был окружен молодежью с первого дня пребывания в Узбекистане.
Тактичные юноши и девушки не смутились, увидев писателя в постели. И потом нигде, никогда специальная коляска, в которой находился Николай Зотович, никого не удивляла.
Иногда к гостинице подходила карета «скорой помощи». Но в ней Бирюков не любил путешествовать. Лучше, когда коляску поднимали в кузов грузовой машины, — так все видно. Его радовала даже пыль горячих дорог.
Николай Бирюков считал, что ему очень повезло. Он приехал в дни, когда трудящиеся Узбекистана вышли на строительство Большого Ферганского канала. Писатель еще не знал, какой будет книга и будет ли она. Писатель жил в кишлаках, дружил с партийными и комсомольскими работниками, с повидавшими жизнь стариками и с мальчишками. Он полюбил цветы хлопка, как цветы труда и побед. Узнал цену воды. Торопливо записывал мудрые поговорки. Писатель дышал знойным воздухом степей, свежестью молодых садов.
К нему тянулись люди.
— Сколько было у нас друзей! — улыбается Анна Ильинична. — Люди шли и шли к Николаю Зотовичу. Мы почти никогда не оставались одни.
Нгуен Ван Бонг машинально листает книгу на узбекском языке.
Потом я рассказываю о новых ирригационных стройках в Узбекистане.
— «Живые воды Нарына»… — говорит вьетнамский писатель. — Эту книгу должны прочитать и у нас. Мы тоже после победы будем много строить. Эта книга, как и «Чайка», учит мужеству.
В пустых комнатах шла подготовка к открытию музея. Небольшой штат во главе с Анной Ильиничной был занят отбором экспонатов. Мы рассматривали оригиналы иллюстраций к роману «Воды Нарына». Потом нам принесли книгу отзывов. Первую запись в ней сделали писатель и воин Нгуен Ван Бонг и его друг — старейший писатель Вьетнама Ту Мо.
Анна Ильинична провожает нас по тихой, зеленой улице.
— Такое впечатление, — говорит Нгуен Ван Бонг, — что я только что встретился с крепким, старым бойцом.
Отдых у вьетнамских писателей заканчивался. Через несколько дней они вернулись на родину, на фронт.
Наверное, Хосе не умеет грустить… На все вопросы отвечает с улыбкой. Она у него особенная. Как говорят, ослепительная. Зубы сверкают на солнце, глаза горят… — Жарко? — спрашивает Хосе. — Очень… — В Узбекистане тоже жарко… — Здесь влажно… Трудно дышать, — поясняю я. — Вода… Море… — соглашается Хосе. Он с удовольствием чеканит русские слова. Именно чеканит, стараясь коротко, отрывисто сказать о главном. У пышащего жаром бульдозера стоять не очень приятно. Но предложить отойти в тень мешает наше самолюбие. Вот мы и греемся… Рядом — горячий металл, над головой — неутомимое солнце, под ногами — раскаленные камни. Кстати, об этих камнях. — Уберем. Будет поле. Сахар. На Кубе осваиваются новые земли. Работы идут день и ночь. — Будет поле… — повторяет Хосе. — Большое. Там работали мы. Тоже были камни. Ясно. Соседний массив совершенно не похож на серый, каменистый участок. Значит, это дело рук Хосе. Нас предупредили и о том, что коренастый двадцатисемилетний Хосе — участник боя на Плайя-Хирон. Задаю традиционный вопрос, прошу вспомнить о сражении, о своих подвигах. Кажется, не то слово подобрал. — Подвиг?! И Хосе начинает хохотать. Сняв широкополую шляпу, он размахивает ею перед лицом. Ему даже жарко стало. — Подвиг?! Хосе смеется, крутит головой, разводит руками. Наконец, заметив наше неловкое положение, он искренне сообщает: — Подвига не было… Гранаты бросал. Танк остановился. Он там… Плайя-Хирон. Музей. Я раньше очень гордился. Думал, герой. — И правильно. — Нет! Не правильно! Я, может, сделал… Он забыл нужное слово. После короткой паузы показал на руку. — Царапину… — подсказал я. — Да, да… Царапина. Был героем. Потом понял. — Что? — Не герой… — твердо произнес Хосе. — К вам приехал. Там понял… Из дальнейшего, отрывистого рассказа я узнал, что Хосе учился в нашей школе механизации сельского хозяйства. Один из преподавателей часто расспрашивал юношу о Кубе, о его жизни. — Одно я рассказывал, — вспоминал Хосе, — как танк подбивал… — Ну и правильно… — Неправильно. Не один подбивал. Много… Моя только одна… Он опять поднял руку с легкой царапиной. — Все равно. Участник… — Участник! — вздохнул Хосе. — Мой учитель о себе молчал. Месяц, два, три… Потом праздник. Пришел. Ордена! Вот! Хосе резко провел ладонью по своей груди. — Ордена… Танки подбивал. Спрашивал его — сколько… А он… Хосе замолчал… Исчезла великолепная улыбка. — Что он сказал? — Он сказал, все так воевали, все танки подбивали. — Но вы же
Одна царапина
Наверное, Хосе не умеет грустить… На все вопросы отвечает с улыбкой. Она у него особенная. Как говорят, ослепительная. Зубы сверкают на солнце, глаза горят… — Жарко? — спрашивает Хосе. — Очень… — В Узбекистане тоже жарко… — Здесь влажно… Трудно дышать, — поясняю я. — Вода… Море… — соглашается Хосе. Он с удовольствием чеканит русские слова. Именно чеканит, стараясь коротко, отрывисто сказать о главном. У пышащего жаром бульдозера стоять не очень приятно. Но предложить отойти в тень мешает наше самолюбие. Вот мы и греемся… Рядом — горячий металл, над головой — неутомимое солнце, под ногами — раскаленные камни. Кстати, об этих камнях. — Уберем. Будет поле. Сахар. На Кубе осваиваются новые земли. Работы идут день и ночь. — Будет поле… — повторяет Хосе. — Большое. Там работали мы. Тоже были камни. Ясно. Соседний массив совершенно не похож на серый, каменистый участок. Значит, это дело рук Хосе. Нас предупредили и о том, что коренастый двадцатисемилетний Хосе — участник боя на Плайя-Хирон. Задаю традиционный вопрос, прошу вспомнить о сражении, о своих подвигах. Кажется, не то слово подобрал. — Подвиг?! И Хосе начинает хохотать. Сняв широкополую шляпу, он размахивает ею перед лицом. Ему даже жарко стало. — Подвиг?! Хосе смеется, крутит головой, разводит руками. Наконец, заметив наше неловкое положение, он искренне сообщает: — Подвига не было… Гранаты бросал. Танк остановился. Он там… Плайя-Хирон. Музей. Я раньше очень гордился. Думал, герой. — И правильно. — Нет! Не правильно! Я, может, сделал… Он забыл нужное слово. После короткой паузы показал на руку. — Царапину… — подсказал я. — Да, да… Царапина. Был героем. Потом понял. — Что? — Не герой… — твердо произнес Хосе. — К вам приехал. Там понял… Из дальнейшего, отрывистого рассказа я узнал, что Хосе учился в нашей школе механизации сельского хозяйства. Один из преподавателей часто расспрашивал юношу о Кубе, о его жизни. — Одно я рассказывал, — вспоминал Хосе, — как танк подбивал… — Ну и правильно… — Неправильно. Не один подбивал. Много… Моя только одна… Он опять поднял руку с легкой царапиной. — Все равно. Участник… — Участник! — вздохнул Хосе. — Мой учитель о себе молчал. Месяц, два, три… Потом праздник. Пришел. Ордена! Вот! Хосе резко провел ладонью по своей груди. — Ордена… Танки подбивал. Спрашивал его — сколько… А он… Хосе замолчал… Исчезла великолепная улыбка. — Что он сказал? — Он сказал, все так воевали, все танки подбивали. — Но вы же
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (16) »