Jacob Davidovsky Ленин. 1917-02

3 марта 1917 года. Нью-Йорк.

После таинственного молчания телеграфа в течение двух-трех дней пришли первые сведения о перевороте в Петрограде, смутные и хаотичные. Лев Троцкий получил их, находясь в редакции русскоязычной газеты “Новый мир”, где работал с первых дней своего пребывания в Америке.

Разумеется, ему, как и Ленину, сразу стало ясно, что нужно как можно скорее оказаться в России. Но действия они предприняли принципиально разные.

У Ленина не вызывало сомнений, что придётся либо ехать нелегально, либо договариваться с немцами. При контакте с властями любой из стран Антанты его попросту интернируют – о пораженческой позиции большевиков власти этих стран знают – и он тогда попадёт в Россию бог знает когда. Ну а ехать нелегально – это через Германию – морем опасно, его корабль можен нарваться на проверку британцами, а это опять же интернирование. Через Германию нелегально можно ехать по паспорту нейтральной страны – гражданина любой страны Антанты либо России интернируют уже немецкие власти. Нейтральные страны … Швейцария? Швеция? Но швейцарец должен знать немецкий язык как свой родной, а швед – шведский. Что, придётся притворяться глухонемым?

В общем, как ни странно, для Ленина договориться с немцами было лучшим вариантом. Что в конце концов с помощью швейцарских социалистов и удалось. Помогло то, что большевики открыто выступали за поражение России и выход её из войны, что немцам, естественно, подходило.

У Троцкого же всё было и сложнее, и проще. Плыть можно только морем, так что смысл договариваться с немцами отсутствовал – на морях традиционно превалировал британский флот. Американцы российских граждан не интернировали – стало быть, надо покупать билеты на американский корабль. Англичане американцев не трогали, с Германией Соединённые Штаты тоже пока ещё не вступили в войну – вариант казался оптимальным. Так что Троцкому нужно было вполне легально получать визу в российском консульстве в Нью-Йорке и покупать билеты на американское судно. Так, во всяком случае, тогда ему казалось.

4 марта 1917 года. Ачинск.

Большевикам, отбывавших ссылку в Ачинске – а в их числе следует в первую очередь отметить Льва Каменева, Иосифа Сталина и Матвея Муранова, бывших далеко не последними фигурами в партии – добраться до Питера было проще, чем Ленину, хотя расстояние заметно превосходило таковое от Цюриха. Но не нужно пересекать никаких Германий или подвергаться опасности интернирования.

После Февральской Революции все ссыльные и заключённые стали вполне полноправными российскими гражданами … даже более полноправными, чем обычные, не подвергавшиеся арестам.

Вопрос с транспортировкой тоже был решён быстро. Ссыльные получили мандаты, позволяющие садиться на любой поезд.

Перед отъездом героев подполья ачинский городской голова Усанин организовал собрание, посвящённое произошедшим событиям. Оно проходило, извините за тавтологию, в Народном Собрании города Ачинска. Присутствовало около полутысячи народу. Разумеется, упомянутые большевики приняли участие тоже, причём в качестве самых почётных гостей. Муранова, как старейшего из них, даже избрали председателем собрания, чем поставили в сложное положение. Слишком неожиданно и радикально изменилась ситуация в стране. Своего отношения к ней ссыльные за недостатком информации ещё не выработали. Впрочем, Муранов хорошо понимал, что здесь есть люди поавторитетнее и лихо выкрутился, сразу предоставив слово Каменеву.

Тот был тоже явно не в курсе – на каких вопросах следует сконцентрироваться. Поэтому ограничился здравицами в честь революции, свободы и восставшего народa, после чего достаточно неожиданно не нашёл ничего умнее, чем предложить послать приветственную телеграмму великому князю Михаилу за его отказ от престола. Собрание, разумеется, поддержало единогласно.

Сталин тоже голосовал за предложение Каменева. Не то сейчас время, чтобы выделяться. Тем более, его голоса никто и не заметит. Это пройдёт как предложение Каменева, а кто голосовал – не вспомнят.

Сейчас надо понять, что делать в первую очередь. Нет, ясное дело, первым делом ехать в Питер и брать власть в ЦК большевиков.

Насколько Сталину помнилось, среди нынешнего состава Питерского ЦК просто не существует фигур, сравнимых по масштабу влияния в партии с ним и Каменевым, Впрочем, справедливее будет сказать – с Каменевым и Сталиным. Всё-таки Каменев пока фигура более значимая.

Конечно, будь в Питере сейчас Ленин, о занятии лидирующих позиций можно было бы и не мечтать. Но Старик в Цюрихе, и когда доберeтся до Питера – неизвестно. Вполне возможно, это займёт несколько месяцев, а за такое время многое может измениться.

Или Троцкий. Он, конечно, даже не большевик … хотя по убеждениям ближе всего именно к нaм. Но масштаб личности такой, что быстро становится лидером в любой организации, куда бы не вступил. Тут его можно сравнивать только со Стариком.

Да, вот Старик – это, конечно, мастер. Захвата и удержания власти. Пока в отдельно взятой партии, но именно пока.

Всё. Скорее в Питер. Детали можно будет додумать по пути, в поезде.

6 марта 1917 года

Первая телеграмма Ленина после Февральской революции была написана на французском языке и адресована в Стокгольм “Большевикам, отъезжающим в Россию”:

“Наша тактика: полное недоверие, никакой поддержки новому правительству; Керенского особенно подозреваем; вооружение пролетариата – единственная гарантия. Никакого сближения с другими партиями. Телеграфируйте это в Петроград”.

Эта телеграмма фактически не возымела действия. Нет, она была благополучно доставлена Русскому Бюро ЦК большевиков в Питере. Но ему даже не надо было ничего менять в своей деятельности для выполнения инструкций телеграммы.

Состав ЦК (Шляпников, Молотов, Залуцкий) и так стоял на ленинских позициях в смысле углубления революции и захвата власти (“создать временное революционное правительство”), а “Правда”, начавшая снова выходить с 5 марта (редакция – Ольминский, Калинин, Еремеев, Молотов), объявляла Временное правительство Львова-Керенского контрреволюционным.

До возвращения из ссылки Сталина и Каменева.

10 марта 1917 года. Поезд.

Поезд шёл в Петроград. Прибытие в столицу ожидалось послезавтра. 12 марта, с утра.

Постукивали колёса, мелькали за окном заснеженные деревья под низким серым, всё ещё зимним небом. Поезд шёл по России, вступавшей в полосу великих потрясений, но пока не догадывавшейся об этом.

Сталин сидел, откинувшись на жёсткую спинку сиденья и делал вид, что слушает Каменева. Именно делал вид – всё, что