Litvek - онлайн библиотека >> Жоашен дю Белле и др. >> Классическая зарубежная поэзия >> Избранные переводы из французских поэтов >> страница 15
сновиденья,
И мы умчавшихся вовеки не вернем.
Ты можешь обладать лишь настоящим днем,
Ты слабый властелин лишь одного мгновенья.
Итак, Жамен, лови, лови наставший день!
Он быстро промелькнет, неуловим как тень,
Зови друзей на пир, чтоб кубки зазвучали!
Один лишь раз, мой друг, сегодня нам дано,
Так будем петь любовь, веселье и вино,
Чтоб отогнать войну, и время, и печали.
ПРИНЦУ ФРАНЦИСКУ, ВХОДЯЩЕМУ В ДОМ ПОЭТА
Убранством золотым мои не блещут стены,
Ни в мрамор, ни в порфир мой дом не облечен,
Богатой росписью не восхищает он,
Не привлекают взор картины, гобелены.
Но зодчий Амфион в нем дар явил отменный:
Не умолкает здесь певучей лиры звон,
Здесь бог единственный, как в Дельфах, Аполлон,
И царствуют одни прекрасные Камены.
Любите, милый принц, простых сердец язык,
Лишь преданность друзей — сокровище владык,
Оно прекраснее, чем все богатства мира.
Величие души, закон и правый суд —
Все добродетели — в глуши лесов живут.
Но редко им сродни роскошная порфира!
РЕКЕ ЛУАР
Ответь мне, злой Луар (ты должен отплатить
Признанием вины за все мои хваленья!),
Решив перевернуть мой челн среди теченья,
Ты попросту меня задумал погубить!
Когда бы невзначай пришлось мне посвятить
Любой из лучших рек строфу стихотворенья,
Ну разве Нил и Ганг, — какие в том сомненья?
Дунай иль Рейн меня хотели б утопить?
Но я любил тебя, я пел тебя, коварный,
Не знал я, что вода — сосед неблагодарный,
Что так славолюбив негодный злой Луар.
Признайся, на меня взъярился ты недаром:
Хотел ты перестать отныне быть Луаром,
Чтоб зваться впредь рекой, где утонул Ронсар.
КАРДИНАЛУ ШАРЛЮ ЛОРРЕНСКОМУ
Во мне, о монсеньёр, уж нет былого пыла,
Я не пою любви, скудеет кровь моя,
Душою не влекусь к утехам бытия,
И старость близится, бесплодна и уныла.
Я к Фебу охладел, Венера мне постыла,
И страсти эллинской — таить не стану я —
Иссякла радостно кипевшая струя, —
Так пеной шумною вина уходит сила.
Я точно старый конь: предчувствуя конец,
Он силится стяжать хозяину венец,
На бодрый зов трубы стремится в гущу боя,
Мгновенья первые летит во весь опор,
А там слабеет вдруг, догнать не может строя
И всаднику дарит не лавры, а позор.
* * *
Когда лихой боец, предчувствующий старость,
Мечом изведавший мечей враждебных ярость,
Не раз проливший кровь, изрубленный в бою
За веру, короля и родину свою,
Увидит, что монарх, признательный когда-то,
В дни мирные забыл отважного солдата, —
Безмерно раздражен обидою такой,
Он в свой пустынный дом уходит на покой
И, грустно думая, что обойден наградой,
Исполнен горечью, и гневом, и досадой,
И негодует он, и, руки ввысь воздев,
На оскорбителя зовет господень гнев,
И, друга повстречав, на все лады клянется,
Что королю служить вовеки не вернется,
Но только возвестит гремящая труба,
Что снова близится кровавая борьба,
Он, забывая гнев, копью врага навстречу,
Как встарь, кидается в губительную сечу.
* * *
Я к старости клонюсь, вы постарели тоже.
А если бы нам слить две старости в одну
И зиму превратить — как сможем — в ту весну,
Которая спасет от холода и дрожи?
Ведь старый человек на много лет моложе,
Когда не хочет быть у старости в плену.
Он этим придает всем чувствам новизну,
Он бодр, он как змея в блестящей новой коже.
К чему вам этот грим — вас только портит он,
Вы не обманете бегущих дней закон:
Уже не округлить вам ног, сухих, как палки,
Не сделать крепкой грудь и сладостной, как плод.
Но время — дайте срок! — личину с вас сорвет,
И лебедь белая взлетит из черной галки.
* * *
А что такое смерть? Такое ль это зло,
Как всем нам кажется? Быть может, умирая,
В последний, горький час дошедшему до края,
Как в первый час пути, — совсем не тяжело?
Но ты пойми — не быть! Утратить свет, тепло,
Когда порвется нить и бледность гробовая
По членам побежит, все чувства обрывая, —
Когда желания уйдут, как все ушло.
Там не попросишь есть! Ну да, и что ж такого?
Лишь тело просит есть, еда — его основа,
Она ему нужна для поддержанья сил.
А дух не ест, не пьет. Но смех, любовь и ласки?
Венеры сладкий зов? Не трать слова и краски,
Зачем любовь тому, кто умер и остыл?
* * *
Я высох до костей. К порогу тьмы и хлада
Я приближаюсь, глух, изглодан, черен, слаб,
И смерть уже меня не выпустит из лап.
Я страшен сам себе, как выходец из ада.
Поэзия лгала! Душа бы верить рада,
Но не спасут меня ни Феб, ни Эскулап.
Прощай, светило дня! Болящей плоти раб,
Иду в ужасный мир всеобщего распада.
Когда заходит друг, сквозь слезы смотрит он,
Как уничтожен я, во что я превращен.
Он что-то шепчет мне, лицо мое целуя,
Стараясь тихо снять слезу с моей щеки.
Друзья, любимые, прощайте, старики!
Я буду первый там, и место вам займу я.
ЭПИТАФИЯ
Здесь погребен Ронсар. Камен заставил он
Прийти во Францию, покинув Геликон.
За Фебом шествовал он с лирой дерзновенной,
Но одержала смерть победу над Каменей.
Жестокой участи он избежать не мог.
Земля покоит прах, а душу принял бог,