Петечкин приметил ещё две бусинки, а потом ещё одну — возле входных дверей.

— Ну-ка, ну-ка… — прошептал он и вышел в сени.

Старики потянулись за ним, сердцем чуя, что участковый напал на правильный след.

«Следы» вели к соседнему дому, в котором жила семья Огольцовых. Поднявшись по ступенькам и подобрав ещё одну, похожую на смородинку, алую бусинку, старлей постучался в дверь. Ему открыли, и Петечкин вошёл внутрь. Чуть позже в дом Огольцовых заявилась и чета Полушкиных.

Когда Марфа Григорьевна и Николай Матвеевич попали на соседскую кухню, там уже вовсю шли «розыскные работы»: старлей лежал на полу на коврике и светил фонариком, который ему любезно подал хозяин дома, в тёмный провал под печкой, а вся семья Огольцовых тесным кружком стояла возле него и шёпотом обсуждала причину появления у них участкового инспектора.

Наконец Петечкину надоело заглядывать в пустоту и мрак, и он, покряхтывая, поднялся с пола.

— Днём его не выманить! — тоном знатока сказал старлей. — Ночью придётся делать засаду.

— На кого?! — ахнул глава семейства Огольцовых.

— Пока секрет.

— Ура, к нам ночью менты нагрянут! — радостно заорал семилетний Митька и принялся скакать вокруг онемевшей матери. — Наверное, с автоматами и гранатами!

— Нет, одной пушкой обойдёмся, — остудил его Петечкин. И уже серьёзно сказал хозяину дома: — Вот что, гражданин Огольцов, тут такое дело…

— А ну, мотайте все на улицу! — скомандовал глава семейства ораве домочадцев.

Всех словно ветром сдуло, остались только «потерпевшие» да участковый с Огольцовым-старшим.

— У них, — старлей показал на Полушкиных и смущённо прокашлялся, — домовой пропал… Так они уверяют!

— Точно, Мефодич, вторую неделю о нём ни слуху ни духу! — перекрестилась Марфа Григорьевна.

— Я не брал! — тоже осенил себя крестным знамением Огольцов. — От своего покоя нет, зачем нам чужой?!

— Вы не брали, да он сам к вам пришёл, — вмешался в разговор участковый инспектор. — Видите эти бусинки? От печки Полушкиных до вашей печки ведут!

— Это он нарочно сыпал, чтобы не заблудиться, — высказал предположение Николай Матвеевич.

— Нарочно, нарочно! — донёсся вдруг из-под печки чей-то насмешливый хрипловатый голосок. — Карман прохудился, вот и рассыпал!

— Ой! — вскрикнула Марфа Григорьевна и схватилась за сердце. — Мой!

— Нашёлся… — облегчённо вздохнул её супруг. — Ну, слава Богу…

— А кто пропадал? Я по доброй воле ушёл. Надоело вашу руготню слушать! — снова донеслось из-под печки. — Меня сват приютил…

— На время! — торопливо добавил чей-то басовитый голос.

— Пока не переменитесь, не вернусь! — закончил свою речь домовой Полушкиных.

— Да мы теперь… как ангели! — всхлипнула Марфа Григорьевна.

— Мы и раньше не ссорились… Это мы так, шуткуем! — попробовал извернуться Николай Матвеевич.

Но домовой и участковый были строги и суровы.

— Ещё раз поскандалите, уйду к дяде в деревню! — заявил домовой решительно. — Он мне свой дом обещал подарить, а сам к сыну перебраться хочет — у того хозяева коттедж отгрохали новый.

— Вы его не обижайте, — старлей нахмурил брови и наморщил лоб, — а то счастья в доме не будет. Хотя… Хотя всё это — приметы, поверья…

— Хороши «поверья»! — снова всхлипнула Марфа Григорьевна. — Вторую неделю не ем, не сплю, вся исхудала…

— Раньше она круглей была, — подтвердил супруг, — в двери бочком входила.

— Не ври, старый! Не шире я дверей!

— Ну вот, началось… — из-под печки донёсся тяжёлый вздох. — Нет, уйду-ка я в деревню!

Пришлось Полушкиным друг у друга прощенья просить и слёзно умолять домового сменить гнев на милость. К счастью, оказался их домовой на редкость отходчивый — не мог долго обиду держать. Не прошло и пяти минут, как он сдался и пообещал вернуться в родной дом.

— Но только я ночью приду! — сказал он голосом, не терпящим возражений. — И чтоб все к той поре спали! А ежели станете подглядывать…

— Батюшка! — взвыла Марфа Григорьевна. — Да мы без очков и носа-то своего не видим! А кто ж в очках спать ложится?!

— Ну, это я не знаю, — смутился домовой. — Вас, людей, не поймёшь, вы на всякое способны.

И, помолчав, он добавил:

— Ступайте, ступайте! Куда я денусь — вернусь. Не бросать же отчий дом по вашей милости!

Под печкой воцарилась тишина, и только по чьим-то чуть слышным вздохам, сопенью и покашливанию можно было догадаться о том, что там кто-то есть. Не желая больше беспокоить домовых, Полушкины, Огольцов и Петечкин вышли на цыпочках из кухни и, пронырнув через сени, выскочили на крыльцо. Затворили за собою дверь и облегчённо вздохнули.

Как ни странно, больше всех радовался участковый инспектор Петечкин. Хотя оно и понятно: теперь ему не надо будет заводить дело и составлять протокол. А это ведь такая морока!