Петечкин приметил ещё две бусинки, а потом ещё одну — возле входных дверей.
— Ну-ка, ну-ка… — прошептал он и вышел в сени.
Старики потянулись за ним, сердцем чуя, что участковый напал на правильный след.
«Следы» вели к соседнему дому, в котором жила семья Огольцовых. Поднявшись по ступенькам и подобрав ещё одну, похожую на смородинку, алую бусинку, старлей постучался в дверь. Ему открыли, и Петечкин вошёл внутрь. Чуть позже в дом Огольцовых заявилась и чета Полушкиных.
Когда Марфа Григорьевна и Николай Матвеевич попали на соседскую кухню, там уже вовсю шли «розыскные работы»: старлей лежал на полу на коврике и светил фонариком, который ему любезно подал хозяин дома, в тёмный провал под печкой, а вся семья Огольцовых тесным кружком стояла возле него и шёпотом обсуждала причину появления у них участкового инспектора.
Наконец Петечкину надоело заглядывать в пустоту и мрак, и он, покряхтывая, поднялся с пола.
— Днём его не выманить! — тоном знатока сказал старлей. — Ночью придётся делать засаду.
— На кого?! — ахнул глава семейства Огольцовых.
— Пока секрет.
— Ура, к нам ночью менты нагрянут! — радостно заорал семилетний Митька и принялся скакать вокруг онемевшей матери. — Наверное, с автоматами и гранатами!
— Нет, одной пушкой обойдёмся, — остудил его Петечкин. И уже серьёзно сказал хозяину дома: — Вот что, гражданин Огольцов, тут такое дело…
— А ну, мотайте все на улицу! — скомандовал глава семейства ораве домочадцев.
Всех словно ветром сдуло, остались только «потерпевшие» да участковый с Огольцовым-старшим.
— У них, — старлей показал на Полушкиных и смущённо прокашлялся, — домовой пропал… Так они уверяют!
— Точно, Мефодич, вторую неделю о нём ни слуху ни духу! — перекрестилась Марфа Григорьевна.
— Я не брал! — тоже осенил себя крестным знамением Огольцов. — От своего покоя нет, зачем нам чужой?!
— Вы не брали, да он сам к вам пришёл, — вмешался в разговор участковый инспектор. — Видите эти бусинки? От печки Полушкиных до вашей печки ведут!
— Это он нарочно сыпал, чтобы не заблудиться, — высказал предположение Николай Матвеевич.
— Нарочно, нарочно! — донёсся вдруг из-под печки чей-то насмешливый хрипловатый голосок. — Карман прохудился, вот и рассыпал!
— Ой! — вскрикнула Марфа Григорьевна и схватилась за сердце. — Мой!
— Нашёлся… — облегчённо вздохнул её супруг. — Ну, слава Богу…
— А кто пропадал? Я по доброй воле ушёл. Надоело вашу руготню слушать! — снова донеслось из-под печки. — Меня сват приютил…
— На время! — торопливо добавил чей-то басовитый голос.
— Пока не переменитесь, не вернусь! — закончил свою речь домовой Полушкиных.
— Да мы теперь… как ангели! — всхлипнула Марфа Григорьевна.
— Мы и раньше не ссорились… Это мы так, шуткуем! — попробовал извернуться Николай Матвеевич.
Но домовой и участковый были строги и суровы.
— Ещё раз поскандалите, уйду к дяде в деревню! — заявил домовой решительно. — Он мне свой дом обещал подарить, а сам к сыну перебраться хочет — у того хозяева коттедж отгрохали новый.
— Вы его не обижайте, — старлей нахмурил брови и наморщил лоб, — а то счастья в доме не будет. Хотя… Хотя всё это — приметы, поверья…
— Хороши «поверья»! — снова всхлипнула Марфа Григорьевна. — Вторую неделю не ем, не сплю, вся исхудала…
— Раньше она круглей была, — подтвердил супруг, — в двери бочком входила.
— Не ври, старый! Не шире я дверей!
— Ну вот, началось… — из-под печки донёсся тяжёлый вздох. — Нет, уйду-ка я в деревню!
Пришлось Полушкиным друг у друга прощенья просить и слёзно умолять домового сменить гнев на милость. К счастью, оказался их домовой на редкость отходчивый — не мог долго обиду держать. Не прошло и пяти минут, как он сдался и пообещал вернуться в родной дом.
— Но только я ночью приду! — сказал он голосом, не терпящим возражений. — И чтоб все к той поре спали! А ежели станете подглядывать…
— Батюшка! — взвыла Марфа Григорьевна. — Да мы без очков и носа-то своего не видим! А кто ж в очках спать ложится?!
— Ну, это я не знаю, — смутился домовой. — Вас, людей, не поймёшь, вы на всякое способны.
И, помолчав, он добавил:
— Ступайте, ступайте! Куда я денусь — вернусь. Не бросать же отчий дом по вашей милости!
Под печкой воцарилась тишина, и только по чьим-то чуть слышным вздохам, сопенью и покашливанию можно было догадаться о том, что там кто-то есть. Не желая больше беспокоить домовых, Полушкины, Огольцов и Петечкин вышли на цыпочках из кухни и, пронырнув через сени, выскочили на крыльцо. Затворили за собою дверь и облегчённо вздохнули.
Как ни странно, больше всех радовался участковый инспектор Петечкин. Хотя оно и понятно: теперь ему не надо будет заводить дело и составлять протокол. А это ведь такая морока!