пристроенных к стене, чтобы их молитвы помогли сдержать зло, таящееся в этой земле, если оно будет разрастаться. Отшельники здесь долго не выдерживают, но всегда находится достаточно религиозных молодых людей, готовых принять на себя это послушание.

Я никогда не был трусливым человеком – и тем более не являюсь им сейчас – но до сих пор я не хочу видеть это место снова, ибо не могу забыть его зловещую тишину и таящееся в ней присутствие чьей-то злой воли. Я боюсь ужаса, проникающего в трещины в реальности этого мира, словно едва слышимая где-то мелодия безумия.

Я подготовил папку с документами, которая может объяснить моим вероятным наследникам, почему я принял такое решение. В решении моих древних предшественников была мудрость, хотя часто бывает так, что со временем древняя мудрость забывается. Новые поколения начинают все заново и часто совершают те же ошибки.

Ожоги учат детей не играть с огнем лучше, чем любые запреты, и некоторые уроки никогда не забываются.

Но было бы лучше, чтобы скрытое там осталось бы скрытым.

Что касается Агафы, то я передал ее Экклезиархии; я лично отвез ее к собору. Тогда праздновали день Святой Арабеллы, и под звон колоколов мы въехали в ворота собора.

Из прецептории Сестер Эбеновой Чаши раздавалось пение псалмов. Над дворцом кардинала кружили птицы-херувимы, восхваляя добродетели Арабеллы.

Мы остановились перед дворцом кардинала. Это было сурового вида здание с готическими окнами, поднимавшееся в высоту на много ярусов. В этом месте царила мрачная и серьезная атмосфера. Это было не просто место поклонения, но и место власти, ибо отсюда Кардинал-Архиепископ осуществлял свою власть над всем Кластером Виселиц.

На мгновение наступила пауза, и я просто стоял, рассматривая здание. Наконец открылись тяжелые двери, и из здания вышли три человека в черных одеяниях, на их бритые головы были надеты капюшоны, руки спрятаны в широких рукавах.

Они остановились в десяти футах от меня и поклонились.

Первый из них был, вероятно, важным священником. Он объявил свое имя и звание (которые я тут же забыл). Я взглянул в его лицо с крючковатым носом и напряженными голубыми глазами.

- Да благословит вас Император, начальник полиции Хау, - произнес он.

Я сотворил знамение аквилы и тоже поклонился. Я никогда не был особенно религиозным человеком, и чувствовал себя неловко, оказавшись в сердце владений Экклезиархии.

Я приехал сюда на полицейском полугусеничном транспортере. Агафа сидела в десантном отделении, ее лицо было скрыто за завесой распущенных черных волос.

- Вот она, - сказал я.

Священник подошел к ней и властно сказал:

- Выходи!

Агафа не двигалась. Священник дернул за веревку, накинутую ей на шею. Она подняла взгляд. Зрелище ее болезненно бледного лица и черных глаз поразило его.

- Трон Святой! – произнес он, сотворив знамение аквилы.

- Она обладает странными силами, - предупредил я, и кратко рассказал о проявившейся у нее способности предсказывать нападения этого сервочерепа.

Священник протянул мне руку.

- Вы правильно поступили, начальник полиции Хау. Мы позаботимся о ней, и если есть средство, способное излечить ее, мы его найдем.

Больше я о ней не слышал. Я не знаю, что случилось с ней. Все, что я могу сказать – она просто исчезла в темницах Экклезиархии, ее жизнь погасла, словно слабое пламя свечи.

Мне все еще снится Торсарбор.

Темными ночами я обнаруживаю, что сижу в углу моей комнаты, обливаясь холодным потом, а невидимый враг с гулом летает где-то над моей головой.

Каждый раз он один и тот же. В моих снах сервочереп сделан из головы Прыгуна. Его нейроимпланты вырваны, и манипуляторы, подвешенные под головой моей старой игрушки, тянутся ко мне.

- Рудди будет играть? – шипит он, дотягиваясь до моей шеи, и я чувствую дуновение воздуха и слышу жужжание подвешенной дрели, начавшей вращаться.

1

Potence (фр.) – виселица

(обратно)