также пожеланий счастливой жизни. Называется она «Смертное ложе». Грустная песня.

— Ясненько... — Зеро уставился в окно. — О, смотри, заражённые куда-то бегут цыганской шумною толпою.

— Ну и пусть бегут... — равнодушно ответил на это Бугай. — Мало ли причин у них бежать?

— Жрать хотят, это однозначно, — Зеро повернул голову и уставился на проигрыватель.

Песня закончилась и он начал выбирать следующий трек.

За окном была снежная вьюга, всё так же холодно, на заражённых это никак не сказывается, потому что они уже давно научились прятаться от морозов в зданиях и подвалах, а на высокоранговых тварях он сказывался не слишком сильно, поэтому они сохраняли активность даже в самые лютые поры.

Так получилось, что от их бурной деятельности популяция высокорангов в городе сильно просела, потому что они ничего не могут противопоставить жестокому разуму, вооружённому человеческими технологиями.

Бугая слегка напрягало то, во что превращается его дочь. Внешне это никак не проявлялось, но вот то, что она сейчас физически способна забить кулаками до смерти девятиранговую тварь... Это следовало учитывать.

Два дня назад она попросилась на улицу, погулять в одиночестве. Дескать, ей стало скучно сидеть взаперти и неплохо было бы развеяться. Бугай взял три дня на взвешивание всех «за» и «против», хотя на самом деле тянул время. Не хотелось ему отпускать её одну, хоть он и понимал, что в городе нет угрозы, которая может доставить ей неприятности. Остался ровно один день, а потом ему нужно будет давать ответ.

На прошлой неделе они освободили от брошенных машин свои основные маршруты, причём не банально растаскивали автомобили по тротуарам, а загоняли во дворы, ставя аккуратно, будто бы они там всегда стояли. С некоторыми из них это не сильно помогало, так как они были раскурочены мертвяками или сгорели, но большую часть бросали просто так, поэтому тактика работала. В чём причина таких обременительных работ? Бугай не хотел, чтобы Доктор начал что-то подозревать.

По свободным от заторов дорогам довольно быстро доехали до Коттеджа и въехали в бокс. Бугай вышел, закрыл ворота, а затем включил тепловые пушки, начавшие обогревать пространство бокса. Когда стало понятно, что всё, резкого перепада температуры не будет, он отворил вторые ворота и Зеро заехал во внутренний двор.

Внутри было тихо и спокойно, только Юлия возилась с потолочным освещением.

А освещение было нужно. При становлении инфильтраторами они лишились ночного зрения, которое ненадолго обрели будучи постинфицированными, поэтому Бугай старался обеспечить максимальное покрытие внутреннего пространства освещением, в разумных пределах, разумеется.

— Папа! — радостно воскликнула выскочившая из коттеджа Лера. — Можешь сегодня вечером дать разрешение? А я завтра с утра пойду гулять.

— Я ещё не додумал, — сказал ей Бугай и начал помогать Зеро перетаскивать пойманных на второй этаж коттеджа, где они оборудовали временные хранилища выживших.

Это номера отеля с зарешеченными окнами, санузлами, двухъярусными деревянными кроватями, а также телевизором, на котором транслируются фильмы в порядке очереди, установленной лично Бугаем. Никаких фильмов ужасов, только комедии, исторические фильмы без избытка жестокости — всё, чтобы они чувствовали себя более спокойно и излишне не возбуждались.

— Эх, очень неправильно это всё выглядит... — вздохнул Зеро, вытаскивая из холодильника две бутылки пива «Столичное».

— Предлагаешь отпустить их? — спросил Бугай, прикладываясь к откупоренной бутылке.

— Я последние дни думал обо всём этом, — Зеро флегматично уставился в телевизор, где транслировался фильм «50 первых поцелуев». — И надумал одну интересную идею. Правда, не очень уверен в том, что стоит это делать.

— Ну так поделись, — предложил ему Бугай.

— Эти — бог с ними, — Зеро махнул рукой в сторону коридора. — Дружбы у нас с ними не получится, они сейчас напуганы и готовы на всё, лишь бы выжить, но со временем страх пройдёт и останутся только негативные воспоминания, которые послужат плохим фундаментом для взаимоотношений. Но нас мало, Бугай. Выбей меня или тебя — мы лишимся половины боевой мощи, а это совершенно неприемлемо.

— Молодой джентльмен говорит дельные вещи, — появившись из вороха пикселей, поделилась своим мнением миссис Ларкин. — Вам нужно больше людей.

— Ты прав, — кивнул Бугай. — Но риск...

— Надо выбирать продуманно, — произнёс Зеро. — Откровенно отбитых брать не стоит, но и слишком трусливых тоже. Изучим поведение отловленных, а затем проверим в деле. Недели должно хватить.

— Хочешь установить испытательный срок? — усмехнулся Бугай, оперевшись о стол. — Это можно будет оформить как конкурс за право стать постинфицированным, а затем, если повезёт, стать инфильтратором.

— Именно, — удовлетворённо кивнул Зеро. — Лучше бы я не сказал.

— Тогда следует заняться проработкой договора, а также оформлению планов дальнейшего развития, — Бугай вытащил из кармана мобильник и открыл блокнот. — Приступим?

В течение следующих двух часов они вчерне набросали манифест их организации и качественно проработали типовой трудовой договор. Манифест требовал дальнейшей доработки, но уже сейчас было что-то, что можно показывать. Но пока не нужно.

— Здравствуйте, уважаемые заключенные, — с улыбкой вошёл в первую камеру Бугай и положил на стол из ДСП кипу документов. — Примите, пожалуйста, каждый по экземпляру этого документа и до завтрашнего утра внимательно изучите. В девять ноль-ноль завтрашнего утра примите решение и, в случае положительного решения, подпишите.

Он принёс с собой обычные трудовые договора с правами и обязанностями, гарантиями и санкциями в случае их неисполнения обеими сторонами. Для Бугая составлять такого рода документы — ерунда, даже несмотря на то, что способность «Диплом специалиста: бакалавр по специальности «юриспруденция» заблокирована. Память и соображение Сергея Савченко сохранились в отличном виде, благодаря чему он разработал типовой договор, который регламентировал абсолютно всех их дальнейшие отношения, начиная от доли в добыче, заканчивая карой за предательство. Понятие «предательство» там тоже было расписано очень подробно, чтобы было чёткое понимание возлагаемой ответственности.

Выжившие смотрели на него затравленно, все, кроме двух девушек из краеведческого музея. Обречённое равнодушие — вот что было на их лицах. Они обе хотели жить, это чувствовалось, но отчётливо решили для себя, что всё кончено и смерть — это не худший из исходов.