мультфильмов, руки. Про элмеров было известно, что мстить за вас или восстанавливать справедливость они не станут. Люди-то просили, они ждали ангелов мести, не сомневаясь, что заслуживают их. И Пэт не была исключением. Ей требовался такой немедленно.

Какое-то время она негодующе смотрела на элмера; а потом попросила забыть просьбу и простить ее, - мол, просто неудачно пошутила; здесь и впрямь ничего не поделаешь, просто забудь это, для тебя работы больше нет. Пытаясь его обойти, она шагнула в сторону - элмер повторил её движение, тогда она метнулась обратно и, обогнув элмера, прошла в ванную, отвернула воду в раковине на полную мощность, и через секунду, наконец, пришла тошнота, выворачивающий спазм, но желудок был пуст и ничего, кроме бледной слюны, не изверглось наружу.

Ближе к полуночи она выпила пару таблеток и включила телевизор.

И первое, что увидела, были два кружащихся в небе парашютиста, их оранжевые костюмы струились от ветра. Парашютистов относило вместе, рука одного была на плече другого. Земля лежала так далеко внизу, что походила на карту. Диктор сказал - неизвестно, что у них случилось и в чем была проблема, - и в этот момент один ударил второго по лицу. Они вцепились друг в друга. И сразу закувыркались в воздухе, полуобнявшись одной рукой в страстном или яростном порыве за шею и сплетясь пальцами свободной руки, будто в армрестлинге или танце, чтобы помешать раскрыть парашют. Диктор сказал, что на это в ужасе смотрят тысячи людей внизу, на земле, и, действительно, Пэт услышала их, стон или крик тысяч людей, крик ужаса, смешанный с жадным любопытством, в то время как два парашютиста - в смер-р-р-р-тельной схватке, как сказал диктор, - падали на землю. Камера на вертолете потеряла их, но сразу нашла наземная, нашла единое существо, с четырьмя дергающимися ногами; камера следовала за ними почти до самой земли, когда люди внезапно выросли перед объективом и закрыли поле зрения, но толпа вскрикнула, и кто-то прямо рядом с камерой сказал “Сущий ад!”.

Пэт Пойнтон уже видела эти фрагменты. Для их показа пару раз прерывали сериалы. Нажала соседнюю кнопку на пульте. Дьявольского вида негры в мешковатой одежде и темных очках угрожающе наступали под ритм тяжелого рока и указывали на неё пальцами. Она снова переключила канал. Полицейский на городской улице - она узнала собственный город - накрывал простыней убитого. На грязной мостовой осталось темное пятно. Пэт вспомнила о Ллойде. Ей показалось, что в конце квартала за угол заворачивает элмер.

Еще переключение.

Это был мирный канал, по которому Пэт часто смотрела пресс-конференции или выступления политиков. Иногда пробуждаясь от полусна, она видела, что встреча окончилась или началась новая, что важные люди уехали или еще не прибыли. Спины вездесущих репортеров и чиновников, вполголоса обсуждавших текущие вопросы. Сейчас седовласый сенатор с выражением утонченной грусти на лице выступал в Сенате. “Приношу извинения данному джентльмену, - сказал он, - Я беру назад слово “сопляк”. Я не должен был так говорить. Употребляя это слово, я имел в виду: самонадеянный, бесчувственный, эгоистичный, высокомерный, подло наслаждающийся поражением ваших оппонентов и задетый вашими успехами. Но я не должен был говорить “сопляк”. Беру назад слово “сопляк””.

Другой канал. Два парашютиста снова падают на землю.

“Что же с нами происходит?” - думала Пэт Пойнтон.

Она стояла с черным пультом в руке, волна тошноты снова подступила к горлу. Что же с нами происходит? Ей показалось, что её засасывает холодная грязь; не хотелось быть здесь больше ни секунды, здесь, среди всего этого. Видать, она совсем не от мира сего. Её существование было какой-то ужасной, отвратительной ошибкой.

- Билет Лучших Пожеланий?

Она повернулась к элмеру, серому сейчас в свете телеэкрана. Он протягивал ей маленькую пластинку или табличку. Все совсем хорошо и большая любовь потом. И в мире не было причины для отказа.

- Хорошо, - сказала она. - Хорошо.

Он подошёл ближе. Табличка в полутьме сливалась с его ладонью. Пэт нажала большим пальцем против квадратика “ДА”. Маленькая табличка слегка подалась от ее нажатия, как одна из тех новомодных мягких кнопочек на приборах, на ощупь неотличимых от теплой кожи. Её голос, наверное, зарегистрировали.

Элмер не изменился, не изобразил ни удовлетворения, ни благодарности, не выразил вообще ничего, кроме бессмысленного, если так можно выразиться, восторга, излучаемого им с самого начала. Пэт снова села на кушетку и выключила телевизор. Достав шерстяной плед (его связала мать Ллойда) и закутавшись, она ощутила легкую эйфорию от свершенного, хотя, что именно сделала, она не представляла. И заснула (таблетки, наконец, подействовали) под неотступным наблюдением элмера, в свете уличных фонарей, полосовавших комнату тенями до тех пор, пока не настал серый рассвет.

Её внезапный выбор можно было бы назвать безответственным, если бы необходимость сделать его, как и у многих других, не ощущалась ею так остро; во всем мире, как показывали опросы, голосование шло резко против жизни на земле - такой, как мы ее понимаем, в пользу чего-то, что означало это “да”, по поводу которого мнения расходились. Телевизионные пройдохи и прочие репортеры отмечали все возрастающее число проголосовавших, и все - от правительственных инстанций до авторов газетных передовиц - сходились на том, что это трусливое нежелание сопротивляться есть признак упадка, социальной болезни, возмутительно нечеловеческого поведения: газеты говорили о тенденции к безмолвной капитуляции теми же выражениями, какими рассказывали истории о женщинах, бросивших своих детей или мужчинах, застреливших своих жен для удовольствия любовниц, или о снайперах в далеких глухих местах, которые подстреливают старушек, собирающих хворост. Но действительно смешно было видеть (смешно самой Пэт и всем вроде нее, кто сделал свой выбор, чувствуя веление души) на прежде спокойных, загорелых лицах экспертов и репортеров совершенно другой, новый взгляд, какой-то растерянный, прежде им вовсе не свойственный, встречавшийся только в жизни, не на телеэкране - точнее Пэт Пойнтон не могла его описать, но так смотрят пришедшие к вам за помощью дети.

В мире и на самом деле все разладилось, всё больше людей поддавались искушению послать всех и всё к черту. Но, с другой стороны, столь же многие сейчас стремились встряхнуться и привести свою душу в порядок, по принципу, в соответствии с которым вы прибираетесь в доме перед приходом уборщицы. Появление элмеров заставило увидеть, что жить в мире и сотрудничестве гораздо лучше, чем драться, тянуть одеяло на себя и перекладывать рутину на