всего один бесплатный укол вместо дорогостоящей операции. Единственное, что от меня требовалось – это вести ежедневный отчет о своем самочувствии.

Я поговорил с женой, и она согласилась, что лучше сначала попробовать этот вариант, а уже потом, если не получится, делать операцию.

Я никогда не забуду этот момент в клинике. Часто думал, почему я ничего не заподозрил, почему мне не показалось странным ее поведение.

– Вы нервничаете, Константин? – спросила меня медсестра.

– А вы, как думаете? – ответил я.

– Не переживайте. Вы ничего не почувствуете. Один легкий укол, вы уснете, будете видеть спокойные цветные сны, и проснетесь уже обновленным и практически здоровым.

Но никаких снов не было. Я отключился так быстро, что не успел обдумать последнюю фразу, которая вызвала у меня сомнения – «практически здоровым».

Проснулся я в полной тишине в состоянии похожим на похмелье. Вокруг царил полумрак. Лишь из коридора через распахнутую дверь падал красный свет аварийного питания. Я приподнял голову, и понял, что нахожусь уже не в палате, а скорее в операционной, т.к. лежал не в постели, а на столе. Сразу ощупал свою грудь ― никаких шрамов. Значит, операции на сердце действительно не было. Лишь плечо побаливало от утреннего укола. Я попытался позвать на помощь.

– Есть тут кто-нибудь? – но мне никто не ответил, в коридоре было тихо.

Тяжесть в голове и слабость во всем теле мешали мне сосредоточится».

Константин посмотрел на Раду, и, убедившись, что индикатор записи по-прежнему не горит, продолжил.

«Я медленно встал, намереваясь найти свою палату, но тут же едва не упал, наткнувшись на чье-то тело на полу. Судя по халату это был один из врачей или медработников. Увидев его, я пришел в ужас, слабость как рукой сняло. Передо мной лежал мертвец со следом от пули во лбу. Я запаниковал и пришел в еще больший ужас, когда осмотрел операционную и заметил на полу еще двух человек. Один с такой же смертельной раной в голове и второй с окровавленной грудью.

Спотыкаясь о разбросанные операционные инструменты, я поплелся в коридор. В спешке даже не сразу почувствовал, как наступил босой ногой на стекло от разбитой лампы. Стряхнув впившиеся осколки, я пошел дальше, слегка прихрамывая. Мне хотелось как можно быстрее покинуть это место. Все вокруг мне казалось нереальным, я ощущал себя героем дешевого триллера.

Возможно, это было последствием укола или моей защитной реакцией, но теперь проходя мимо очередного трупа, я уже почти равнодушно обходил его, не пытаясь проверить, жив человек или нет. Во мне проснулся инстинкт выживания и четкая цель уйти отсюда подальше. Стало понятно, что здесь произошла какая-то бойня, словно намеревались убить всех в этой клинике. Но почему тогда оставили в живых меня? Повезло или подумали, что я уже мертв?»

Константин посмотрел на своего робота, но так и не дождался ответа. Судя по шумной работе, было понятно, что Рада воспринимает и анализирует информацию, что она «внимательно слушает». Он раскурил погасшую трубку и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоить разбушевавшиеся мысли.

«Добравшись до палаты, я быстро переоделся и собрал свои вещи. Как ни странно, все было на месте ― и документы, и деньги. Спустившись в вестибюль, я подумал, что нужно сделать звонок в полицию. Мне не хотелось там оставаться и ждать их приезда… Я почему-то был уверен, что все были мертвы, даже девушка за ресепшн.

После звонка я сразу вышел на улицу, была уже глубокая ночь. Но не успел я сделать и пару шагов, как подъехало несколько автомобилей. Сначала я подумал, что это те люди, которые совершили эту кровавую бойню. Но потом оказалось, что это сотрудники ФСБ. Это меня слегка удивило, ведь я звонил в полицию, а не в ФСБ. И как они смогли приехать так быстро? Все было странно, но я не стал задавать лишних вопросов. Меня коротко допросили, не расспрашивая о подробностях, не настаивая ни на чем. Затем попросили пройти медицинский осмотр, чтобы убедиться, что со мной все в порядке и что я не стал жертвой незаконного эксперимента.

В комнате, куда меня привели, сидела девушка, совсем не похожая на медработника. На ней был строгий черный костюм, медицинская повязка на лице и белые перчатки. Она вежливо попросила присесть.

– Как ваше сердце? – спросила она.

– Сердце?

– Вы ведь пришли сюда лечить сердце?

– Да, но мне не делали операцию, только укол.

– Сейчас вы себя хорошо чувствуете?

Я невольно прислушался к своему состоянию, но не смог адекватно оценить его. Мой мозг по-прежнему находился будто в тумане.

– Вроде бы да.

– Я возьму у вас кровь на анализ, чтобы убедиться, что вы не пострадали. – Она открыла маленький чемоданчик и достала нужные инструменты. Набрав кровь в шприц, она аккуратно сложила его в отдельный кейс. – Есть ли у вас какие-то повреждения, царапины? Я обработаю раны.

Я вспомнил, что наступил на осколки стекла.

– Да, вот здесь, – но когда я посмотрел на свою пятку, там не оказалось ни крови, ни порезов. Я подумал, может мне это все показалось, и я не наступал ни на какое стекло.– Хотя нет, все в порядке, это пустяки.

Она дала мне таблетку успокоительного, и на этом осмотр был закончен. Меня убедили, что все хорошо, и что мне не успели ввести экспериментальный препарат, только снотворное. Я поверил им и был спокоен, что все обошлось, а приехавшие на место сотрудники ФСБ раскрыли преступную деятельность этой частной клиники.

Как бы я хотел, чтобы это было правдой…»

Константин с печалью посмотрел на изображение леса, по-прежнему освещённому лучами солнца. Только на лугу появились белокрылые бабочки.

«На следующее утро, я проснулся в своем доме бодрым и полным сил. Было удивительно, что боль в сердце больше не беспокоит. Я подумал – ну и хорошо, значит можно будет раньше выйти на работу, отказавшись от двухнедельного больничного. Но, когда я подошел к зеркалу, то понял, что стал жертвой ужасного эксперимента. Я, будучи тридцатилетним мужчиной, видел в отражении морщинистого старика…” – в этот момент Константин до скрипа сдавил ручку кресла. – “Вся моя прежняя жизнь была утрачена безвозвратно. С чем идти в полицию? Кто поверит этому бреду от старика? Как вообще доказать, что я это я?!»

Константин опустил плечи, обессиленно высвобождая из своих рук порыв ярости.

«Я долго не выходил из ванной, а когда вышел, то это был уже не я. Вспомнив про мертвых людей в клинике, я понял, что не хочу такой же участи для своей семьи, не хочу подвергать их опасности. Мне пришлось покинуть свой дом, свою семью, друзей, родственников. Я не хотел никого втягивать в это. В конце концов, это моя вина, что я согласился на этот