Константин Нормаер Нигде

Вы когда-нибудь что-нибудь теряли?

Нет, я говорю не о вещах, гаджетах и других средствах материального мира, я имею в виду что-то действительно ценное, связанное с самим человеком. К примеру — воспоминания. Казалось бы, ну что тут такого — забыл и забыл, всего лишь один давно прошедший день. Крохотная частичка в вихре ежедневных прожитых событий. Чего переживать-то? А вот если забыл все. Тут пиши пропало. Особенно, когда произошло это не по причине болезни, а в результате…Нет, к сожалению, иэту мысль я не смогу четко сформулировать…Потерял все и сразу, вот что случилось. Пожалуй, это самое короткое объяснение моего нынешнего состояния.

Старый потрёпанный вагон обклеенный какой-то безумной рекламой, слегка притормозил, а потом его резко бросило вправо. Я хорошо прочувствовал и запомнил этот ужасный поворот. Да и как такое забудешь, когда каждое утро машинист, словно нарочно не вписывается в него, заставляя пассажиров испуганно вздрагивать и озираться по сторонам. Или он тоже не способен вспомнить вчерашний день?

Протяжный скрип и мигающая световая лампа возвестили о приближающейся станции, будь она неладна!

В мой самый первый день я стал называть её Безнадёгой. А как иначе? Ведь с неё нельзя ни уехать, ни уплыть, ни улететь, в конце концов, даже просто уйти! Зато на неё можно прибыть, и возвращаться сюда снова и снова, изо дня в день, из года в год. Из века… Господи, да когда только это закончится?! Хотя как может закончиться то, что по сути своей не имеет начала.

Пассажир напротив недовольно покосился в мою сторону. Так бывает, когда уставишься в одну точку и о чем-то думаешь, поверьте, не пройдёт и пяти минут, а тебе уже начнут хамить и указывать на то, что ты откровенно пялишься. В таких случаях лучше не спорить. Молча извинитесь и отведите взгляд. Этого будет вполне достаточно, потому как здесь не очень любят пререкаться. Здесь, где править вседозволенность, конфликты заканчиваются довольно быстро: взмах ножа или выстрел пистолета, и все…

Смерть!

Хм, какое странное слово — всего шесть букв, а может обхватить целую вечность. В которую надо заметить умудрился попасть. Один чертов день растворившийся в бесконечных повторах. Эдакая муха в янтаре.

— Выходим? — буднично поинтересовался проводник.

— Выходим.

Вначале я пытался выяснить у него хоть какую-то информацию, а когда понял что бесполезно — стал отшучиваться, теперь и вовсе, покорно соглашаюсь — какой смысл болтать с мертвецом?

Поправив сползшую с плеча сумку, он проштамповал мой билет и шмыгнул носом, из которого струилась тонкая ниточка крови. Так бывает с теми кто из прошлой жизни помнит только свою смерть. И ничего больше. Увидел собственную кончину, сфотографировал в подсознании, как дегеративный снимкоминавсегда запечатлел себя в этом состоянии.

Сидящий напротив пассажир опять недовольно нахмурился и одарил меня острым, словно игла, взглядом. Ненависть так и скворчала в нём, словно на сковороде злобы. С такими лучше не связываться, а то был случай… Впрочем ворошить именно эти воспоминания я не собирался. Все равно они сами о себе напомнят очередным повтором.

Осторожно поднявшись, я прошел в соседний вагон. Здесь было многолюдно. Сразу видно, молодое поколение: у кого пустые глазницы, у кого рот зашит бечёвкой, а кто и вовсе лишён всяческих конечностей. Тут ведь тоже как на земле — что рождаешься, что умираешь в муках непонимания. Куда попал? Зачем?

— Вам ведь до крайней станции?

Голос заставил меня испуганно попятиться назад. Я хоть здесь человек и не совсем новый, но к незнакомцам отношусь с большой опаской.

— А куда же ещё, — нехотя ответил я. — Так сказать: привычным для всех маршрутом.

— Понимаю, вы — Заплутавший, — понимающе закивал собеседник.

— Кто? — на моем лице возникло непонимание.

Незнакомец равнодушно хмыкнул и ничего не ответив уселся на соседнее сидение. Почесав затылок, он извлёк из-за пазухи длинного плаща газету, развернул её и погрузился в новостные колонки с такой отрешённостью, словно ехал совершенно один. Бумага, конечно же, была плодом его воображения или лучше сказать — сгустком воспоминаний.

Я подсел рядом, и попытался привлечь его внимание, банально кашлянув в кулак. Мужчина не отреагировал.

Свет в вагоне слега дёрнулся, погас, вновь вспыхнул, и я заметил проступивший на лице незнакомца череп. Или мне показалось? Да нет, не показалось. Такие вещи здесь не мерещатся, ты видишь ровно то что видишь, никакого обмана — только обычная истина нового мира, того самого, что следует за коротким земным мытарством.

— Простите, что вы сказали? — напомнил я о себе.

На удивление, незнакомец тут же отвлекся. Убрав газету, он закинул ногу на ногу, сцепил руки на колене и уставился на меня, как на нерадивого ученика.

— Итак, юный мертвец, что конкретно вас интересует? Хотя постойте, не говорите, дайте-ка я лучше сам угадаю. Вопросы, вопросы, тысяча вопросов. Никакой конкретики- одни догадки. Так?

— Ну почему же тысяча, — обиделся я. — Кое-что я уже усвоил…

— Всего-то, — незнакомец сделал вид, что удивился. — На мой взгляд вы не знаете ни черта, ни дьявола.

— А вы считаете, они существуют?

— А вы, по всей видимости, уверены что нет, — передразнил меня собеседник.

— Честно сказать, не знаю, — пожал я плечами. — Я слишком много не помню. Хочу вспомнить — а не помню. Я даже не знаю кто они такие. Вроде как знакомые слова, а откуда взялись, что обозначают — недопонимаю. А от новых воспоминаний никакого толка.

На лице незнакомца возникла довольная улыбка. Немного поразмышляв, он протянул мне руки и представился:

— Люциус…

— Женька, — откликнулся я и пожал его сухую и довольно костлявую руку. И тут же поправился: — Простите, я хотел сказать Евгений.

— Ну и как давно ты катаешься, Евгений?

Я вновь пожал плечами.

— Не знаю, вроде как давно, а вроде и не очень. Только вчера сел.

— Понятно — ещё совсем ребёнок.

— Почему ребенок?

Откинувшись на спинку сидения, Люциус немного подумал закусив нижнюю губу, а затем, хлопнув меня по ноге, заявил:

— Ладно, так и быть — расскажу. А то будешь сам кумекать ещё целую прорву времени, которого надо заметить, днем с огнем не выпросишь. Потому как его просто не существует. Нельзя оказаться там именно тогда, а можно только тут и никогда. Понимаешь?

— Честно признаться, не очень, — откровенно признался я.

Люциус нахмурился:

— А ты кем собственно говоря был при жизни?

Теперь настало моё время морщить лоб и копаться в рваных клочках воспоминаний.

— Я хорошо помню детство,