Анастасия Абрамова-Корчагина У меня в кармане дождик… Новогодний сборник

У меня в кармане дождик,

Серебристый, новогодний…

Я раскрашу паровозик,

Чтоб вложить в твои ладони.

Милый мой, не сомневайся,

Что любовь разлуку лечит.

Поскорее возвращайся –

Я зажгла на ёлке свечи…

Авиатор

Тишину рождественского неба

Опоясал лентой самолёт.

Ты придёшь к семейному обеду.

Завершив обыденный полёт.

На столе варенье и цукаты,

Фрукты и мочёная ирга.

Ты пойми, мой славный авиатор:

Небо – бесконечная игра.

В декабре и на земле красиво –

Тихий праздник скроет суету.

Между рейсов в кратком перерыве

Загляни в родимую семью.

Я не соревнуюсь с небесами

И не собираюсь упрекать.

Вечер, пересыпанный огнями.

Будешь вместе с нами коротать.

Заискрится сказкою сочельник,

Улыбнётся маленькая дочь…

Мой летучий труженик-бездельник.

Если хочешь жёнушке помочь,

Привези из заоконной дали

Сладких марципановых чудес.

И своими синими глазами

Убеди – нет жизни без небес!

Снегопад

Этой ночью пьяный снег кружился в танго…

В нерешительности замерли авто…

Я застыла посреди аллеи парка,

И седело моё новое манто.

Поднимая взор в иссине-звонкий купол,

Я губами приобщалась к тишине –

Я рождалась в эту новую минуту,

Как рождался обелённый мир во тьме.

Вдруг померкли марципановые сказки

И лакричные рождественские сны…

Без остатка растворясь средь белой паствы,

Я молилась без упрёков и тоски.

Где-то там блистали пёстрые гирлянды,

И на елях возрождалася звезда,

Но вокруг меня лишь снежные атланты

Не давали пышно рухнуть небесам.

Я дышала шепотком ночных снежинок,

Я влюблялась с каждым вздохом в глубину.

Среди сотни заметеленных тропинок

Безошибочно я выбрала свою.

Старый дом дремал, усталый и нарядный.

Завтра будут гости, танцы, суета…

Тает снег – манто пропало безвозвратно,

Но ликует обелённая душа!

Утро

Я проснулась утром с ощущением праздника. Дом дремал в преддверии вечерней суеты. За окном театрально падали хлопья снега. Встала бонна. Она посмотрела на спящую сестру, а потом на меня и, заметив, что я проснулась, улыбнулась.

– Ещё рано, – мягко сказала она.

Я натянула одеяло на голову и засмеялась.

– Ну раз проснулась – иди умываться. А сестру пока не буди!

Из-под ватного плена я услышала затихающие шаги. Было приятно просто лежать в кровати и никуда не торопиться.

– Ура-а-а! – раздался дикий крик над самым ухом.

От неожиданности я завопила и резко, взбрыкнув ногами, откинула одеяло, которое вмиг накрыло сестру. Верно, пока я пряталась, она проснулась, подкралась ко мне и, наклонившись к изголовью моей кровати, решила меня напугать. Вот только она была не готова к такому отпору. Под тяжестью одеяла сестра осела на пол и звонко расхохоталась.

– Ура-а-а! – воскликнула я и, попрыгав для разгона на кровати, навалилась на пытающуюся освободиться сестру.

На шум нашей «кучи-малы» прибежала бонна. Она пристыдила нас и оправила умываться.

Через полчаса мы, чистые и причёсанные, сидели за столом. Мама озабоченно хмурилась и выговаривала служанке за нерасторопность. Конечно, она переживала, ведь сколько всего надо успеть сегодня до прихода гостей! А мы с сестрой болтали под столом ногами и тянулись за третьим куском пирога.

Хорошо быть детьми!

Хорошо сидеть за столом и пить горячий шоколад.

А впереди ещё целый день веселья! Мы пойдём гулять, чтоб не мешать взрослым, а когда вернёмся, дом уже окончательно проснётся и принарядится к светлому празднику Рождества.

И придут гости. И вспыхнут свечи на огромной ёлке. И заиграет пианино. И поманит ароматами праздничный стол…

Но пока ещё утро. Тихое, радостное, беззаботное утро Сочельника.

***

Пройдёт много лет, и мы вспомним о том,

Как шумно искали подарки!..

А бонна сердилась: разбудим весь дом –

Ах, что у княжон за повадки!

Мы громко смеялись, ныряя под ель,

Среди разноцветных коробок,

За обе щеки заложив карамель,

Мы верили в чудо, как в Бога.

Две куклы, две шляпки, один ридикюль

И ласковый плюшевый мишка…

А бонна сказала – наступит июль,

И мама подарит братишку!

А вечером ждёт нас гостей хоровод…

Папа́ даст попробовать пунша…

И встретим мы Новый – семнадцатый – год!

Он будет, конечно же, лучшим!!!

Пожелание

Что ж, дед Мороз, лови посланье!

Я прокричу в ночную темень

То, что отчаянно желаю –

И первым пунктом будет: «Время!»

Для суеты и для блаженства,

Для разговоров полуночных,

Для рукописей безызвестных,

Для шалостей и многоточий…

Ещё хотела б силы воли…

Но ты уже принёс сторицей –

И вот сживаюсь с вечной ролью

Смирителя чужих амбиций!

Терпения и мне, и детям.

А лень гони! Она не к месту.

И шанс на праздничном обеде

Собраться вновь с родными вместе.

Но то не завернуть в обёртку.

Ну, хорошо, давай, как надо!

Хочу найти под пышной ёлкой

Чаи и тонну шоколада.

Ещё бы крема Азазелло,

Чтоб молодеть от каждой банки!

Для ванны – соль, масла́ и пену,

И всевозможные добавки.

Предметы утвари?.. Пожалуй!

Люблю готовить на досуге.

Да и нарядами порадуй –

Не всё же думать о посуде!

А, впрочем, вздор! Хочу здоровья

Себе, семье и людям близким!!!

................................................

Я положу у изголовья

Свою наивную записку…

«Женская квартира» (Из серии «Истории уютного двора»)

– Почему в этом доме всё всегда теряется? Это не квартира, а бардак! – привычно кричала Юлия Глебовна, перерывая содержимое секретера.

– В бардаке-то как раз был порядок! – припечатывала Лидия Сергеевна, мама Юлии, намекая на иное значение слова.

Из комнаты выглядывала любознательная Светланка и, надеясь хоть в этот раз понять взрослый ребус, вновь уточняла:

– Так что там с бардаком?

– Ничего!!! – хором отвечали мать и бабушка, потому что десятилетней девочке было рано знать про публичные дома и мир полусвета, и уже вместе продолжали искать ключи, или записную книжку, или часики, или брошь, или что-то ещё, внезапно ставшим необходимым сегодняшним утром.

– Неужели нельзя всё собирать с вечера? – привычно ворчала Лидия Сергеевна. – А лучше – класть на место!

– Я и положила на место! – протестовала её дочь.

Она была взрослой женщиной и уже даже красила волосы, чтобы скрыть раннюю седину, однако всякий раз оправдывалась перед матерью, словно пятнадцатилетняя.

Конечно, вещи находились. И, конечно, не на своих местах. И, естественно, в итоге, после всех нервных поисков и препирательств, доставалось Светланке, потому что она, пользуясь неразберихой,