взятыми напрокат видео мультфильмами, антропоморфными животными, совершающими невыразимое насилие друг над другом, в то время как маленькие девочки смеялись до слез. Она могла бы даже сидеть на дороге в «Савойе» с липкими от слишком большого количества попкорна руками, привязавшись к чьему-то угощению на день рождения. Все, что было возможно, они знали все это раньше.

  Потом был другой набор возможностей…

  Ни Резнику, ни Скелтону не нужно было озвучивать то, что не давало им покоя.

  — Вы пойдете в дом, — без вопросов сказал Скелтон.

  "Напрямую."

  "Держи меня в курсе."

  Резник опустил маленькую кошку, забравшуюся к нему на колени, за уши которой он рассеянно поглаживал, и направился к двери.

  Снаружи темнело. Огни тут и там в окнах высотки придавали ей вид незавершенной головоломки. Резник свернул с главной дороги между круглосуточным гаражом и кинотеатром и припарковался за поворотом объездной дороги. Беспорядочная группа молодых людей, самому старшему не больше четырнадцати, испарилась при его приближении. Он был удивлен, обнаружив, что лифт работает, а еще сильнее — резкий запах мочи и обещания любви и ненависти, нарисованные на стенах.

  Кто-то выкрасил дверь дома 37 в тусклый, темно-зеленый цвет, который неравномерно исчезал под мазком снизу, как будто внезапно кончились то ли краска, то ли энергия.

  Резник позвонил в звонок и, не зная, работает ли он, также постучал в почтовый ящик.

  Приглушенный звук телевизионного смеха стал еще глуше.

  "Кто это?"

  Резник отступил назад, чтобы его было лучше видно через глазок в двери, и поднял свой ордер. В искажении круглой линзы «рыбий глаз» Эдит Саммерс увидела в неровных складках распахнутого плаща крупного мужчину с широким лицом и высокого роста; провисший узел его полосатого галстука на несколько дюймов ниже отсутствующей пуговицы на вороте рубашки.

  — Детектив-инспектор Резник. Я хотел бы поговорить с вами о Глории.

  Два болта были отвинчены, цепь отпущена, защелка соскользнула с замка.

  "Г-жа. Саммерс?

  — Ты нашел ее?

  Медленное покачивание головой. "Не боюсь. Еще нет."

  Плечи Эдит Саммерс поникли; беспокойство уже вытеснило большую часть ее надежды. Уголки ее глаз были красными от трения, воспаленными от слез. Она стояла в дверях своей квартиры и смотрела на Резника, наполовину сломленная чувством вины.

  "Г-жа. Саммерс?

  — Эдит Саммерс, да.

  — Может быть, мы могли бы войти внутрь?

  Она отступила назад и провела его по короткому коридору в гостиную: телевизор, аквариум с золотыми рыбками, какое-то вязание, перекошенные фотографии в рамках. По телевизору еле слышно мужчина в белом фраке и парике уговаривал немолодую пару унижаться дальше ради нового холодильника-морозильника. В одном углу, под квадратным столом с привинченными ножками и золотым ободком, из зеленого целлофанового пакета торчали руки и головы нескольких кукол.

  — Вы бабушка Глории?

  — Ее бабуля, да.

  — А ее мать?

  — Она живет здесь, со мной.

  "Мама?"

  «Глория».

  Резник пытался заглушить стук плохо усиленного баса из квартиры наверху, хип-хоп или рэп, он не был уверен, что понимает разницу.

  — Вы сами не видели ее следов? — спросил Резник. — Никто не выходил на связь?

  Она смотрела на него, не отвечая, дергала что-то на кончиках волос. Резник сел, и она сделала то же самое, они оба в одинаковых мягких креслах, с изогнутыми деревянными подлокотниками и тонкими подушками, с мягкими спинками. Он пожалел, что не взял с собой Линн Келлог, подумал, не найти ли ему кухню, заварить чай.

  — Она всегда жила здесь, рядом со мной. Это я воспитал ее.

  Эдит Саммерс вытряхнула сигарету из пачки в кармане кардигана; зажгла его спичкой из хозяйственного ящика поверх газового камина. Понизился, центр огня горел синим.

  — Как будто она была моей.

  Она снова села, рассеянно поправляя свободную юбку платья с поясом на коленях. Кардиган, накинутый на ее плечи, был прошит черными косами. На ногах у нее были линялые фиолетовые тапочки без спинки, и к одному из них все еще был прикреплен грязно-белый шерстяной пух. Ее волосы были ниже плеч и в основном темные. Ей могло быть от сорока до пятидесяти пяти лет; возможно, подумал Резник, она была примерно того же возраста, что и он сам.

  — Кто-то забрал ее, не так ли?

  — Мы этого не знаем.

  — Какой-то ублюдок забрал ее.

  — Мы этого не знаем.

  — Мы ничего, черт возьми, не знаем!

  Внезапный гнев вспыхнул на ее щеках. Быстрым рывком рычага управления она выкрутила телевизор почти на полную мощность, а затем резко выключила. Без каких-либо объяснений она вышла из комнаты, чтобы через мгновение снова появиться со шваброй на длинной ручке, концом которой она сильно ударила по потолку.

  «Отключите этот гребаный скандал!» она закричала.

  "Г-жа. Саммерс… — начал Резник.

  Кто-то наверху еще усилил звук, так что бас разнесся по комнате.

  — Я подойду и переговорю, —