Litvek - онлайн библиотека >> Семен Михайлович Журахович и др. >> Документальная литература и др. >> В колхозной деревне

В колхозной деревне

В колхозной деревне. Иллюстрация № 1

Анатолий Калинин НА СРЕДНЕМ УРОВНЕ Рассказ об одном районе

Есть разные люди. Один будет искренне радоваться весеннему пробуждению реки, тому, как бурно сбрасывает она с себя зимний покров, играя, заливает берега, топит низины. И если река, разыгравшись, захлестнет волной и смоет по пути то, что не положено было ей смывать, радующийся весне человек видит в этом лишь избыток богатырской силы, которая не знает, куда ей себя девать. Сильному человеку всегда по душе могучая, непреоборимая сила весны.

Другого, наоборот, она ввергает в тоску и уныние. В бунтующем разливе весенней воды он видит лишь опасную игру разбушевавшейся стихии. Крутая волна его пугает. Вид затопленных берегов лишает душевного равновесия.

Взор его привык всегда видеть реку с глянцевито-тихой, словно бы застывшей под береговыми вербами, водой. Ничто не должно нарушить ее уровня.

И он до тех пор не может обрести спокойствия, пока разыгравшаяся по весне река снова не войдет в свои берега и не застынет под вербами на этом раз и навсегда предназначенном для нее уровне…

* * *
В районе заговорили, что Степана Тихоновича не узнать. Был не председатель колхоза — орел. Не проходило пленума или партактива, чтобы он не выступил с каким-нибудь новым проектом. Выйдет на трибуну, склонит набок большую рыжеватую голову и начнет рассказывать, что́  е щ ё  в их колхозе намечается сделать. И получалось у него хорошо не только в проектах.

Два года назад он добровольно перешел с совхозной работы на колхозную. Послали его в укрупненный колхоз имени Кирова. Колхозники его приняли. С высшим образованием человек. И в совхозе о себе хорошую память оставил: на сыпучих песках виноградники развел.

Сразу почувствовалось, что новый председатель мыслит повести дело не так, как оно велось прежде, намерен жить не одним сегодняшним днем. Начал с того, что съездил за опытом в Сальскую степь, в колхоз имени Сталина, где уже много лет подряд получают устойчивые урожаи. Стали натаптывать к кировцам дорогу ученые, о которых колхозники раньше только в газетах читали. Приехал известный профессор-животновод, а через месяц пригнали в колхоз пятьдесят голов свиней новой, высокопродуктивной породы. Другой научный работник, приехав, интересовался виноградником. Никогда раньше в колхозе не вносили удобрения под виноград — теперь вносят. Свои, местные.

За два года колхоз построил три новых птичника, большой свинарник. Не какие-нибудь времянки — кирпичные. За высокую продуктивность животноводства государство премировало кировцев тремя грузовыми автомашинами и одной «Победой». На ней теперь ездит Степан Тихонович. Такое хозяйство — восемь тысяч га — и на «Победе» за день не объедешь.

В прошлом году кировцы собрали на круг по двадцать центнеров пшеницы с гектара. От продажи винограда выручили миллион. Трудодень в колхозе потянул на четыре килограмма зерном и на десять рублей пятьдесят копеек.

И вдруг орел опустил крылья. Давно не слышно, чтобы Степан Тихонович выступил с чем-нибудь новым. На пленумах теперь больше отмалчивается. Сидит, наклонив голову и полузакрыв веки, — не то слушает, что говорят, не то дремлет.

И колхоз имени Кирова с первого стал перемещаться на второе и третье место в районе.

Нельзя сказать, чтобы Степан Тихонович совсем упал духом. Он еще иногда воспламеняется. Но тот, прежний Степан Тихонович, и этот — два разных характера. Бывало, встречая противодействие своим начинаниям, он только больше наливался силой. Сейчас быстро гаснет. Устало поведет глазами как-то вкось, в сторону и, не договорив, на полуслове сядет. Начатое не доводит до конца.

Тот, кто работал в районе сравнительно недавно, искренне недоумевал: что за причина? Другие, умудренные опытом не одного года жизни в районе, не удивлялись и помалкивали. Но за их молчанием как будто стояло что-то недоговоренное. И в их взглядах читалось: «Так мы и предполагали, для нас это не новость. Причина? Все та же. Мы ее знаем».

Что они знали?

Для этого надо познакомиться с руководителями района: первым секретарем райкома Неверовым и председателем райисполкома Молчановым.

* * *
В районе нет человека, который бы так обстоятельно знал экономику всех колхозов, как знает ее Неверов. Непостижимо, как можно удержать в одной голове: сколько и каких в каждом колхозе посеяно культур, сколько и каких пород имеется коров, лошадей и овец и какая среднегодовая выработка на трактор была по району за все минувшие восемь послевоенных лет, какой был урожай в разрезе колосовых и в разрезе пропашных, сколько надоили молока, накачали меду, законтрактовали телят, — и все это знать наизусть, не спутав, не смешав с сотнями других цифр по всем отраслям в разрезе района, МТС и каждого колхоза.

Никто не скажет, что Неверов только отбывает часы в райкоме. Ночь. Давно уже спит станица. И только два окна в райкоме желтеют. Дремлющий через улицу на ступеньках сельпо сторож недовольно жмурится в полосе света, встряхивая головой, удивляется: «Какая неволя заставляет человека ерзать в такой час по стулу? Шел бы лучше домой, к жене. Сам не спит и ей не дает. Тоже, должно быть, то и дело приподнимает голову от подушки, поглядывает на райкомовские окна. Нет хуже быть женой начальника».

Но что же такое важное удерживает Неверова в райкоме? С умным, что ли, человеком — с агрономом, с трактористом или с председателем колхоза никак не может расстаться? Может быть, интересное письмо получил и растроганно протирает очки: «Что за люди выросли в районе, как по-государственному рассуждают, какие мудрые делают выводы». Или просто засиделись у секретаря после заседания члены бюро и говорят, спорят, никак не могут поставить точку? Бывает иногда, что после бюро, на котором резко разошлись мнения, оценки фактов, и начинается самое интересное, поучительное. Не все то скажешь в деловой, обязывающей к сдержанности обстановке официального заседания, что́ можно высказать в товарищеском разговоре, который не найдет отражения в протоколе. Сколько во время этого разговора будет сказано умных, прямых, порой обидных, но справедливых слов друг другу! Сколько сломано копий, выкурено пачек «Беломора»!

Нет, из-за клеенчатой двери кабинета Неверова не доносится громких голосов. Не слышно нагретого страстью спора. Только легкое покашливание и сухой, отчетливый треск время от времени раздаются за дверью. Что это за треск? Что за щелкающие, отрывистые звуки?

Это Неверов подбивает на счетах