========== Часть 1 ==========

Первое, что заметила Гермиона, проснувшись, был агрессивный стук в висках. В животе зарождалась тошнота. Усталость сжимала каждый сустав и мышцу.

Следующим оказался прохладный шелк у щеки.

При этой мысли ее глаза распахнулись, а сердце подскочило к горлу. Изумрудно-зеленый шелк.

Тревога в животе свернулась еще туже, и она подавила рвотный позыв глубокими, ровными вдохами. Этому было объяснение.

Никто, во всяком случае, она сама, не мог предвидеть, насколько бесконтрольно пройдет накануне вечером последняя вечеринка восьмого курса. Как староста, она должна была быть ответственной и показывать младшим студентам достойный пример для подражания.

Но было что-то особенное в обстановке, царившей в гостиной накануне вечером, когда собрались восьмикурсники из всех четырех домов. Они пережили войну, они сдали свои Тритоны, и это было их последнее «ура», в некотором смысле. Даже Гермиона обнаружила, что ее воодушевляла атмосфера, по крайней мере, после доли выпитого пунша.

А теперь, похоже, она за это поплатится.

К несчастью, после определенного момента вечера ее мозг застлал туман, блокирующий любые воспоминания о том, как закончилась ночь.

В своем нынешнем положении она лежала лицом к стене, но могла только представить, что или кого она увидит, если перевернется. Судя по окружающим цветам и тому, что комната была точно такой же, как и ее собственная.

От этой мысли у нее снова скрутило живот, хотя на задворках сознания еще оставался намек на предвкушение, пробивающееся сквозь все ее попытки отогнать его.

При беглом осмотре своего тела она поняла, что ее ноги и живот были обнажены, часть тела находилась под одеялом, но на ней были лифчик и трусики.

Конечно, она бы вспомнила, если бы переспала с Драко Малфоем.

У Гермионы было не так много опыта, с которым можно было бы сравнить это. Но ее отношения с Малфоем были… мягко говоря, сложными.

При мысли об этом ее щеки залились румянцем.

Поначалу она даже не могла понять, за что Драко Малфою предложили должность старосты. Всех раздирали споры о том, что эти титулы присвоились восьмому курсу, а не седьмому, и в течение нескольких месяцев Гермиона терпела все только ради собственного значка.

Им даже была предоставлена общая гостиная, но ни один из них в начале ее не посещал.

Но вынужденность работать в тесном контакте друг с другом привела сначала к смиренной терпимости, а затем к неохотному согласию. Удушливое молчание переросло в неловкий разговор, и по прошествии восьми лет Гермиона могла считать его если не другом, то знакомым.

Своего рода союзником.

Не раз им приходилось объединяться в ссорах с непослушными старостами и чтобы выступать единым фронтом против Макгонагалл.

Со временем она начала понимать, почему его назначили старостой.

Как оказалось, Малфой столкнулся со своей долей ужасов во время войны и вырос не только физически, но и морально, как и все остальные.

В середине года она начала спать в своей личной комнате в башне для старост. Приятно поработать в тишине, когда в гриффиндорской гостиной было так шумно, и это приносило огромную пользу, ведь остаточные кошмары, которые все еще преследовали ее время от времени, больше никого не беспокоили.

Малфой тоже часто бывал там. Но он держался особняком, ему нравилось учиться в удушливом молчании так же, как и ей, и время от времени они помогали друг другу с особенно трудными заданиями.

Гермиона не могла точно определить время, когда она заметила, насколько невероятно он привлекателен, но это сопровождалось осознанием того, что его личность не была такой ужасной. Что в редких случаях они действительно могли заставить друг друга улыбнуться.

Конечно, она никогда бы ему в этом не призналась.

Глубоко вздохнув, она призвала всю свою гриффиндорскую храбрость, не обращая внимания на пульсирующую боль в голове, и перекатилась на другой бок.

Подтверждение было ошеломляющим, хотя на самом деле она нигде больше не могла быть. Она оказалась в постели Драко Малфоя.

Но еще больше раздражало то, что блондин уже проснулся. Он лежал на спине, согнув одну руку в локте и закинув ее за голову, и смотрел в потолок.

— О, отлично, — протянул он, как будто это был обыкновенный день, — ты проснулась.

Гермиона просто смотрела на него, не зная, что делать с его небрежностью. Его грудь была обнажена, но со своего места она даже не могла сказать, одет ли он вообще под одеялом.

Его серебристые глаза искоса встретились с ее глазами.

Вслепую он протянул руку, чтобы порыться в ящике тумбочки, и достал два флакона с антипохмельным зельем. Гермиона молча кивнула и быстро выпила содержимое флакона. Через несколько мгновений туман ее похмелья рассеялся.

Если они действительно спали вместе, она не могла просто сказать ему, что ничего не помнит. Она не знала, как он отреагирует на это признание, но ей не хотелось это выяснять. Поэтому вместо этого она тихо выдохнула:

— Да.

Малфой поджал губы и снова уставился в потолок.

— Ты хорошо провела ночь? — снова спросил он, растягивая слова.

Вопрос прозвучал очень напряженно, и Гермиона не имела ни малейшего понятия, как на него ответить. Неужели он ожидал, что она сделает вид, будто ничего не произошло? Хвастаться своей доблестью и требовать повторения своеобразного выступления?

У нее мелькнула смутная мысль, что, возможно, они вообще ничего не делали, и было логическое объяснение тому, почему она оказалась в его постели в нижнем белье.

Был ли этот вопрос уловкой?

Гермиона произнесла приглушенно, уклончиво:

— М-м-м.

— Ты очень разговорчивая, — со вздохом пробормотал он.

Конечно, потолок был не так уж интересен, но он все еще не смотрел прямо на нее. Может быть, Малфой что-то вспомнил и пожалел об этом? Должна ли она уйти?

Гермиона открыла рот, чтобы сказать что-то еще — хотя и не была уверена, что именно — и подняла руку, чтобы убрать волосы с лица. Ее глаза расширились от удивления, губы приоткрылись от резкого вдоха.

Его слизеринский галстук был повязан вокруг ее запястья.

Наконец он повернул голову к ней и