Lina de Kris Пианино в акациях

1

Сентябрь. Одно слово. Восемь букв. А сколько мыслей… У одних людей при одном лишь упоминании об этом месяце зарождается лёгкая ностальгия по школе, по простой, но глубокой дружбе, в которой молодые ребята были честны друг с другом, как дети невинны… Где на горке рыжих листов лежали беззаботные (ну, может даже чуточку) старшеклассники, а рядом другие такие же школьники раскидывали «в салют» жёлто-оранжевые листья… Где лишь только смех был постоянным гостем.

Хотя может для особо пессимистичных людей осень является лишь истоком грусти и школьной жестокости, где их поглощает будничный быт и серый образ жизни. Но и в это я не могу поверить — ведь столько такой чарующей красоты вокруг тебя! И иногда я задумываюсь о том, насколько ужасно быть слепым и глухим, когда тебя окружает нескончаемая красота пышных и, наоборот, худеньких деревьев, нежных и страстных роз, бесконечные голубые, розовые, красные, порой фиолетовые оттенки неба, щебетание птиц, скрипка в фильмах, игра бедных музыкантов в метро, мяуканье кошек, глубина и пена моря с его красками и звуками… Как можно иметь глаза, но быть слепым на такие, казалось, простые предметы эстетики?

А кто-то… Совсем романтик — видит в вечно молодом красавце свою детскую любовь, такую безгрешную и чистосердечную, может даже где-то приторную, но — о, боже — такую безупречную! Когда под последними тёплыми лучами солнца нежно, как голубки, воркует пара влюблённых, я невольно начинаю улыбаться, хоть и сжимая в кармане кулак от одиночества.

Об осени можно слагать вечные стихи. Она красива своими разнопалитровыми листьями, ненавязчивым солнцем и голубоватым, как ближайшие к берегу волны Тихого океана, небом. Она прекрасна, но за каждым предметом есть тень…

Я, невзирая на свою меланхоличную натуру, очень любила сентябрь. Это как взять последний кусок свежеиспечённого торта, и наслаждаться им даже больше, чем первым кусочком. Так же и я наслаждалась уходящим теплом и зелёными листьями, которые уже, видимо, краснели от появления осени (ох, ну и смущённые они ребята!) и падали, словно в обморок, на сухую землю. И любила я её не только за то, что она дарит людям, но и за то, что для меня она как отражение в чистом зеркале… Когда я с испачканной стороны…

2

В сентябре я стала часто выходить на балкон. Я, казалось, надеялась на возвращение лета и свободного времени, но, как говорил мой друг, «надежда — первый путь к разочарованию». С каждым днём солнце на несколько секунд уходило от меня раньше, а температура постепенно падала, как и моя надежда. И если бы я, на тот момент, могла бы заплакать, то с каждым разом мои слёзы тяжелели и тяжелели…

Иногда, когда я поздно возвращалась домой, я видела своего соседа сбоку, стоявшим на балконе. Мне запомнились тёпло-тёмно-каштановые волосы, его чёлка, которая прятала его левый висок, и печальные глаза. Он всегда молчал. Но я всю свою жизнь считала, что тем людям, кто больше всего молчит, больше всего есть, что сказать. У меня были к нему смешанные чувства, он мне нравился по необыкновенности по-другому — нравился никак парень, человек или друг, а, возможно, как картина, как предмет тихого искусства. Как молчаливая картина, у которой на холсте был целый сюжет и масса дискуссий, и понять её не каждому дано. Я всегда смотрела на него. Он же мог смотреть в сторону, вниз, вдаль, вверх, на руки, на соседний дом, но не на меня. Если бы он мне нравился, как мальчик, то я бы обиделась, не сказав не слова. Но я его понимала. Понимала не само его молчание, а причину молчания.

Но в один прекрасный момент мне удалось уловить не только абрисы его лица, но и голос, когда тот не открывал рта.

Я сидела на подоконнике, дверь на балкон была приоткрыта. Голова моя устало лежала на грязном и заляпанном стекле, мне нужно было уже ложиться спать, но я лишь сонливо сидела, свесив левую ножку, и смотрела на тёмно-синее и звёздное, как у Ван Гога, небо. Напротив меня стоял соседний дом, который очень мешал любованием дальними и яркими звёздами. И ведь не зря моя лень пойти в постель меня затянула на подоконнике! В воздухе, в такт вангогской атмосферы, послышались тоскливые ноты. Скорее, даже безнадёжные. Я узнала — это было пианино. Что-то знакомое и родное я слышала в этих нотах, но я не знала, что именно… Я тихонько, чтобы не разбудить родителей, спрыгнула с подоконника и подкралась к двери на балкон. Я уже начала слышать пианино немного отчётливее, и я не поверила — это играет тот самый паренёк!

Честно признаюсь, это были самые сладкие, но холодные (точнее, печальные) звуки, которые я когда-либо слышала, но как же сильно они передавали атмосферу уходящего лета и моей души! В воздухе летал минор сентябрьского вечера, какие обычно и бывают в этот месяц. Но его пальцы смогли не только передать это, но и усилить эту мрачность.

Я не слышала его рук, нажимавших на клавиши, не слышала даже голоса, но уже мне помогла лишь одна мелодия, чтобы понять, что же он шепчет людям и этому тихому вечеру.

В такие моменты ты стоишь, думаешь о своём, но и одновременно живёшь этим единственным моментом в своей жизни. Когда прозвучала последняя клавиша, я пробормотала что-то типа «как же мне это знакомо…». Мальчик это услышал и бесшумно вышел на балкон. Посмотрел на меня, будто пытаясь пробить внешние слои тоскливой души, но, видимо, у него это не получилось, поэтому он просто облокотился на стенки балкона и смотрел вдаль. Я вышла к нему, сделала то же самое, но ничего ему не сказала.

Вдруг мне захотелось ему рассказать, что мне всегда нравилась эмоциональность и многогранность пианино. Оно как ничто другое могло поменяться вмиг с депрессивного на жизнерадостный тон, с шёпота на крик, с медленной скорости на быструю. Я никогда не умела играть на этом инструменте, поэтому на эту тему не особо спорила, ведь я была не в курсе всех музыкальных прелестей. Но для меня это был бальзам для ушей, который тёк с ушной раковины до самой барабанной перепонки.

Так мы и стояли — друг на друга не смотрели, ничего друг другу не говорили. Мы были похожи на статуи в каком-нибудь городке. Но я была уверена — это самое близкое знакомство, в котором слова не нужны.

3

На следующий день я решила не ложиться спать и подождать моего музыканта. Я не ошиблась — где-то к первому часу ночи я снова услышала ту же мелодию. Я ей наслаждалась очень тонко и чутко, но не так, как в первый раз. На этот раз я уже специально пришла, заранее подготовилась к тому, чтобы услышать музыку с нажатия клавиш, и навострила ушки, поэтому во второй раз эта композиция не на столь же мне так зацепила и