- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (55) »
здесь.
Жена Джеймса Табби посапывает, он чувствует тепло в постели позади него.
— Райан? — спрашивает она, её тон приглушён подушкой.
— Могу я немного поспать с вами двумя? — спрашивает их сын.
— Конечно, дружище, — говорит Джеймс. — Всё хорошо?
Райан шаркает по полу и ныряет на кровать, устраиваясь в углублении между их телами.
— Я просто хочу, чтобы меня обняли.
Несмотря на свой сон и появление их сына, Джеймс вскоре снова погружается в состояние дрёмы. Рука его жены лежит на его бедре, а пальцы сына рисуют изящные очертания на его плече через футболку.
Незадолго до того, как Джеймс снова засыпает, Райан спрашивает:
— Как ты так быстро очистился?
* * *
На следующее утро Джеймс сидит на унитазе в своей собственной ванной комнате, которой не разрешено пользоваться даже его жене. Джеймсу требуется решимость, чтобы заставить себя оставаться на этом проклятом сиденье со всеми его микробами и мерзкой ностальгией. Его отвращение только усилилось за последние несколько месяцев, в преддверии годовщины. Его глаза слезятся, когда он напрягается, но в воду ничего не попадает. Отчасти проблема в том, что опиаты вызывают у него запор, уменьшают болезненность кишечника и притупляют панику. Однако есть ещё кое-что. Джеймс ненавидит, что приём пищи приводит к тому, что его кишечник наполняется фекалиями, что похоже на накопление яда в его организме. Он ненавидит задействовать мышцы, чтобы выталкивать палки дерьма на свет. Он ненавидит вонь при появлении каждой из них и ощущение, что она покидает его тело, что, по его мнению, должно быть сопоставимо с появлением там эрекции насильника. Иногда одной мысли о выделении бывает достаточно, чтобы смочить его ладони от страха и заставить всё его тело бороться или бежать — но, если не считать смерти, выхода из его собственной пищеварительной системы нет. После последнего тщетного толчка Джеймс встаёт. Он вытирает глаза. Внезапно он чувствует себя травмированным, разочарованным и вместе с тем испытывающим облегчение. Как посоветовал один из его психотерапевтов, он заставляет себя взглянуть в унитаз, прежде чем опустить крышку: пусто. В зеркальном шкафчике над раковиной Джеймс достаёт небольшую металлическую коробочку для таблеток. Белая таблетка внутри — последняя в его текущем запасе и выглядит невинно, как аспирин. Он глотает её насухо и смотрит в зеркало шкафа. Таблетки ещё не испортили его цвет лица и не украли резкость из его серых глаз. Прямо сейчас он по-прежнему хорошо выглядит в тридцать два года, с крашеными сединой волосами, большим носом, который придаёт ему характер, а не выглядит смешным, и твёрдыми скулами, чисто выбритыми, без щетины. Джеймс считает, что те несколько фунтов веса, которые он потерял, идут ему на пользу; оксикодон прекрасен. «Наркоман», — думает он. Он морщит нос, когда в ванную проникает резкий запах. — Нет, — бормочет он. Но да. Он поворачивается и дрожащей рукой поднимает крышку унитаза. Теперь там плавают три здоровенных коричневых какашки. Хуже того: самая большая находится вертикально, а две других меньше и располагаются по диагонали в сторону первой. Вместе они похожи на букву К. «K — это…» Джеймс толкает ручку смыва и закрывает глаза. Бульканье бачка и звук текущей воды наполняет ванную. Он качает головой снова и снова, и когда он принюхивается, воздух снова кажется чистым. Он открывает глаза. В унитазе только вода. Он наклоняется и его мучает рвота. — Почему ты не можешь оставить меня в покое? — спрашивает он пустую комнату. Но он точно знает почему: потому что нет ничего важнее семьи.* * *
Уже одетая и принявшая душ, с её высоким хвостом, направленным к потолку, и накрашенными бровями, Табби Тус смывает тосты со своей тарелки в кухонной раковине. Её серые спортивные леггинсы обнимают её аккуратные ноги, а полупрозрачные чёрные длинные рукава демонстрируют укороченный топ, который она носит под ними. «Спортивная готка, — думает она о своём стиле. — Болезненная, но активная». Она оборачивается, когда слышит, как её муж Джеймс спускается по лестнице, узнавая его взгляд, потому что в последнее время она видела его всё чаще. Он бритый и одет в облегающую клетчатую рубашку, но его плечи согнуты, серебристая шевелюра низко опущена, и когда он встречается с ней глазами, она видит меланхолию и, возможно, чувство вины. День только начался, а он уже выглядит побеждённым. Их шестнадцатилетняя дочь Хейли потягивает горячий чай, ожидая разрешения покинуть стол для завтрака, зная, что ей не разрешат, пока её отец не появится внизу. Когда Джеймс врывается в кухню, Хейли резко поворачивает голову. — Папа, ты не будешь возражать, если я пойду и снова буду учиться для своего будущего, а вас оставлю наедине друг с другом? — Хейли, — предупреждает Табби. Напротив своей сестры пятилетний Райан смотрит на свою миску с хлопьями, окружённую лужами и пятнами молока, которые он плеснул на стол для завтрака. Он всё ещё одет в пижаму со шмелями, но выглядит бодрым и готовым к субботе. — Хейли, — говорит он, имитируя строгую интонацию своей мамы, и трясёт своей сестре маленьким пальцем. Хейли не обращает внимания. Она унаследовала не только гибкое телосложение матери, чёрные как смоль волосы и дымчато-серые глаза, но также и её жестокий темперамент, который в настоящее время обостряется непредсказуемыми гормонами позднего полового созревания. — Ну, папа, я бы не хотела доставлять всем вам неудобств утром. Я, наверное, всё равно не смогу сосредоточиться на своей учёбе, когда ты хрипишь и стонешь в соседней комнате. — Хейли! — раздражённо говорит Табби. — Достаточно. Джеймс садится во главе стола, и Хейли сразу же встаёт. Он переводит взгляд с дочери на жену. — Послушай, может, пока она учится, мы могли бы подумать об изменении договорённости… — Нет, — отвечает Табби, потрясённая тем, как её муж размахивает белым флагом. Она бросает на Хейли суровый взгляд, который её дочь иногда пытается, но ещё не освоила: помятый лоб, приподнятые брови и поджатые губы, как у злобного Джека Николсона. Взгляд, говорящий: «Не смей выносить мне мозг по этому поводу». — Сейчас 09:15, суббота, Хейли. Я уважаю то, как усердно ты занимаешься, но не нужно быть неразумной. Мы не о многом просим. Но Хейли была потрясена. — Неразумной? За то, что я хотела пойти в свою комнату и не беспокоиться о том, что папа срёт по соседству? — Хейли! — Табби кричит. Хейли шлёпает стул под стол, бросая кружку и пустую тарелку, и выбегает из комнаты. Джеймс- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (55) »