неймется! Натурально — спасли. И звери его не тронули. И на коня и на всадника — вековых своих врагов — я полагаю, они смотрели, как на товарищей, попавших в беду… Всем было плохо. Тем временем Петра хватились. Солдаты полковые у дворца видели, что он на коне пустился вниз по левому берегу — больше не у кого спрашивать. Меншиков поступил умно. Живо снарядил двенадцативесельный баркас. По Неве плыть невозможно. Баркас упирался о воздух, как о каменную стену, ветер не давал грести, выбивая из рук матросов весла. Меншиков решил войти в реку Фонтанку, из Фонтанки в Мойку, и по ней поплыли вниз. Каждую минуту палили из пушки на носу баркаса, чтобы подать попавшему в неисходную беду человеку весть о том, что люди идут ему на помощь. Меж выстрелами слушали, не отзовется ли в гуще леса чем-нибудь. Когда баркас достиг Сухого места, Петр услыхал звук выстрела сквозь рокот леса, а на баркасе услышали — конь заржал… Петра приняли на борт. Он крепко обнял Меншикова и поцеловал… Тут и сказке конец, а мне, молодому, венец…

— Как это — конец? — с возмущением воскликнул Степан. — А конь?

— Гм! Да, конь… Конечно, коня нельзя оставить среди зверей…

— Они бы коня без человека растерзали.

— Возможно. Для зверей — что же конь: домашняя скотина.

— А он спас Петра.

— Да, коня бросать жалко. Придется погрузить в баркас.

— Петр приказал взять и коня! — строго настаивал на своем Степан.

— Вполне возможно. Ну, разумеется, коня погрузить в баркас не так-то просто. Наверное, он брыкался. Быть может, он почуял дикую волю, обрадовался, что очутился в своем обществе, — ведь и конь зверь, в конце концов?

— Да, как же! А воронье, а рысь, а волки?

— Нуте-с! Мы же спасли и Петра и коня. Так вот, после этого счастливого открытия Петр избрал место для верфи в ближайшей к Сухому месту части берега Невы. Вот тут, где теперь Адмиралтейский двор и арсенал Петра… Туда мне сидя не дотянуться. Сем-ка, я попробую встать…

Опираясь на костыль, адмирал, охнув, поднялся с кресла, прихрамывая, шагнул к Литейному — левая нога у Бутакова в шерстяном чулке, а правая в сапоге с высоким подбором.

— Дедушка, давайте разуемся совсем, — предложил Степан.

— Пожалуй, так будет лучше! — согласился адмирал, опускаясь в кресла.

— Держитесь, дедушка! Гоп!

Степан сдернул сапог с ноги адмирала, звякнул в колокольчик и приказал вестовому:

— Мягкие туфли адмиралу!

Вестовой фыркнул и ждал, что прикажет ему сам адмирал.

— Ну, что же ты стоишь? — прикрикнул Бутаков. — Давай мягкие туфли адмиралу.

— Есть давать мягкие туфли!

— Превосходно! Теперь у нас дело пойдет скорее, — говорил адмирал, переступая в туфлях по плану. — Вот здесь Петр решил построить Литейный двор и Арсенал. Если мы взглянем теперь вдоль левого берега Невы, то увидим, что он простирается, в общем, по прямой линии до поворота круто к югу у Нового Адмиралтейства. Тут будет строиться новый паровой броненосный флот. И рядом — пароходный завод Берда. Нева чуть-чуть изогнулась выпуклостью к северо-западу. Но с кораблей у Литейного оба берега все же просматриваются, сияя огнями до Нового Адмиралтейства, если бы неприятель вздумал войти в Неву для высадки флота. План Петербурга целиком и полностью отвечал задачам обороны морскими и земными силами. Об этом мы с тобой поговорим подробнее как-нибудь потом…

— Когда же, дедушка, «потом»? Ведь я скоро отсюда уеду…

— Ах, я и забыл! Очень жаль. То, что я думал рассказать тебе, мало кому интересно, кроме нас с тобой.

— Дедушка, расскажите сейчас!

— Нуте-с… Разве вкратце? Главное, чтобы ты, приехав в Питер, в нем не заблудился. Вдумайся, не забудь того, что я тебе говорил, — не заблудишься. Вспомни, что там, где мы с тобой походили, и среди дворцов, проспектов и садов двести лет тому назад рос лес густой, дремучий, захламленный. Вдоль Невы еще кое-как можно было ходить. Вот тут и показано много улиц — все вдоль Невы. Это естественно. А в лесу надо прорубать дороги, делать просеки. Вот первые две просеки, сделанные Петром, Вознесенский и Литейный проспекты. Они проложены строго по меридиану с севера на юг. Если мы отложим по Литейному проспекту с севера на юг расстояние от Литейного двора до Старого Адмиралтейства, то увидим, что тут бывшая просека, а теперь Литейный проспект, кончалась. Что тут, в этом углу, расположил Петр? Тут он устроил кузницы для флота, поселил кузнецов, деревщиков, каменщиков, мастеров: штукатуров, горшечников, кирпичников по цехам. И тут же их цеховое управление, а нынче, попросту говоря, ремесленная управа. Из этого цеха мастерских и мастеровых основан по мысли Петра еще проспект — Загородный до встречи с Вознесенским проспектом. В этом углу Петр основал гнездо мастеров высшего класса, ученых механиков; теперь их зовут инженерами. Как задумал Петр, так и осталось до наших дней — выросло, развернулось. Тут мы видим Технологический институт гражданских инженеров, Институт путей сообщения, высшее ремесленное училище. Отсюда Петр не успел ни проложить, ни далее продолжить проспекта к устью Мойки. Многое этому мешало, особенно реки, речки, ручейки, трясины. Однако если ты возьмешь расстояние от угла Загородного проспекта до впадения Мойки в Неву, то оно окажется точно равным расстоянию от устья Мойки до центра Петербурга, то есть Старого Адмиралтейства. Возьми костыль, прикинь-ка сам…

Степан принял из рук Бутакова костыль и отмерил семь расстояний, причем и длина Литейного проспекта оказалась такой же длины, что и длина Вознесенского проспекта до Троицкого проспекта. Прикладывая прямой костыль к плану, мальчик видел изломы проспектов, и его смутило, что Невский проспект хотя и шел от Невы, но заметно пересекал Литейный выше цехового гнезда, что, видимо, нисколько не смущало адмирала. Бутаков снова взял в руки указку.

— Погоди, я переведу масштаб расстояний в масштаб времени. При Петре в России время уже начали считать часами, а не то что прежде: от зари через полдень до заката и от Заката через полночь до рассвета. День да ночь — сутки прочь. Теперь мы учитываем минуты, а скоро начнется такая пора — начнем считать секунды. Для нас, моряков, важны условные расстояния, и мы уже давно применяем хронометры для отсчета угловых секунд. Нуте-с! Так вот, старина, полукружие петербургских проспектов в масштабе времени очень точно приближается к одному часу ходьбы солдат в строю с походной выкладкой. А посему Петр, разместив свою пехоту так, что мог в случае тревоги — например, при высадке десанта в устье Невы выставить на линию фронта всю массу своей пехоты и артиллерии в течение одного часа, пока расквартированные по Неве небольшими