знаешь, Сарыков, чем все это пахнет?

— Так точно, знаю, ваше высокородие!

— Ну, ступай!

Баталер старательно повернулся, но спутал ногу — начал с правой, исправился, пришагнул и вышел из каюты, плотно прикрыв за собой дверь.

— Плут! — веско сказал обер-аудитор, вытирая стекла пенсне.

Капвторанга предложил полковнику и мичману по сигаре и закурил сам.

— Шельма, — согласился капвторанга, нюхая кончик сигары. — Знает, чем это пахнет. Вам, мичман, следует приглядеть за сигнальщиками.

— Есть!

— А нельзя ли, нельзя ли… — мямля, заговорил обер-аудитор, — думаю, можно изъять из ящика сигнальных флагов флаг противника?..

— От кого я слышу, полковник! От вас — юриста, академика! Что же, и вы подумали, что кто-либо на «Громобое» может уронить андреевский флаг? И вы поверили в эту глупую крысу?.. Мичман, и вы?

— Так точно. Крыса на «Громобое». Баталер Сарыков и есть крыса. Он-то, наверное, и мутит команду. А на Цветкова его поклеп понятен — они враги.

Капвторанга раздраженно махнул рукой и, уронив пепел с кончика сигары, бросил недокуренную в пепельницу и взял из ящика вторую.

Адмирал отослал миноносцы обратно.

«Ночь на 1 августа прошла спокойно», — записано в шканечном журнале «Громобоя». Запись значила, что ночью не произошло нападения на эскадру. И только потом, много лет спустя, вспоминали о ночи на 1 августа, как о самой беспокойной ночи в жизни: ждали минной атаки. С океана от зюйд-оста пришла пологая баюкающая зыбь. Корабли шли в строю кильватерной колонной с «Громобоем» посредине, с потушенными огнями: адмирал приказал светить прожекторами лишь в крайности. «Телефункен» совсем отказал, и корабли могли говорить меж собой лишь тусклыми фонарями со щелевым просветом. На «Громобое» оба соседа в строю служили предметом непрерывной тревоги — то приходилось убавлять ход, чтобы не потерялся «Рюрик», то прибавлять, чтобы не отстать от флагмана, и снова убавлять, чтобы не потаранить «Россию», с риском, что «Рюрик» наскочит с кормы.

Мало кого убаюкала зыбь в эту ночь на эскадре, и солнце застало всех на ногах.

Свиридов лично удостоверился, что оба флаг-фала, и рядовой и запасный, исправны. Мичман перепустил оба фала через блок. Свиридову показалось, что сигнальщик Цветков, следя за тем, что он делал, усмехнулся. А то, что потом Цветков наклонился и понюхал снасти, показалось Свиридову прямо дерзостью.

— Ты что?

— Не пахнет ли салом, ваше благородие! — с серьезной усмешкой ответил Цветков.

Мичман заглянул в сигнальный ящик и увидел, что в ряду гнезд с флагами морских держав одно гнездо пустое, какое — ясно! Свиридов встревожился и подумал, что старший офицер все-таки согласился изъять флаг противника.

Засвистал боцман. Раздалась команда «на флаг». И знамя «Громобоя» развернулось на гафеле.

«Рюрик» просигналил адмиралу: «Два дыма на траверзе слева». Адмирал ответил: «Вижу».

Пробили боевую тревогу. Минутная суета и беготня улеглась. Бак и палубы опустели. Все заняли по расписанию места.

Цветков склонился к поручню мостика, попробовал, как завернут флаг-линь на утке, и перекрепил заново.

Свиридов следил за дымами на горизонте. И часовой у флага, и сигнальщик смотрели туда же.

— Собачки! — доложил Цветков раньше, чем Свиридов успел разглядеть два легких крейсера; они внезапно выросли на месте дымов — казалось, корабли вынырнули из воды.

«Собачками» на матросском языке зовутся корабли-разведчики.

— Затявкали! — крикнул Цветков.

И мичман увидел, что оба вражеских крейсера окутались дымом, а потом донеслись, подобно далекому лаю псов, удары пушечных залпов.

«Собачки» лихо повернули «на пятке» и исчезли так же быстро, как появились.

На передний ходовой мостик «Громобоя» над боевой рубкой, где раньше стояли только два сигнальщика, поднялся командир, за ним старший офицер, старший штурман, флаг-офицер, артиллерист и боцман.

— Повеселел, ваше благородие? — с неожиданной для мичмана фамильярностью обратился к Свиридову сигнальщик. — Ты думал, наш «голова» в рубке за броней будет сидеть, а мы да марсовые одни наверху останемся?

Свиридов не обиделся. Он и точно обрадовался появлению над пустынной палубой корабля головастого командира со всей его свитой.

— Что, Сидоренко, жутковато? — обратился мичман к часовому у флага, не отвечая Цветкову.

— Никак нет, ваше благородие. Только страсть покурить охота.

— И мне тоже! — признался Свиридов. — А нельзя!

— А я и не курю! — по-детски хвастливо отозвался Цветков и, проворно связывая гирлянду флагов, чтобы отрепетовать сигнал флагмана, крикнул: Четыре корабля на траверзе справа.

По-праздничному расцвеченная сигналами, русская эскадра исполнила указанный адмиралом маневр поворота «все вдруг». «Россия», «Громобой» и «Рюрик» положили руль на борт, повернули на четверть круга и пошли полным ходом навстречу врагу. «Рюрик» заметно отставал.

Бой начался «на контргалсах». Русская эскадра перестроилась снова в кильватер и дала первый залп левым бортом по кораблям неприятеля; они шли тоже в кильватер встречным параллельным курсом.

«Громобой» дрогнул от залпа. Свиридов достал часы, чтобы заметить момент начала боя, и выронил их из руки; поднял, приложил к уху — часы остановились. Разгибаясь, мичман увидел, что на пустой палубе метнулся от борта к борту баталер; подбежав к бизань-мачте, он махнул в сторону ходового мостика, что-то крикнул Цветкову и исчез.

— Ха-ха-ха! — кинул ему вдогонку Цветков.

— Что ты? Куда он? Ты куда? — выкрикнул подряд три вопроса Свиридов.

— Он в гальюн — брюхо схватило, — со смехом ответил Цветков. — А говорит: меня на ходовой мостик командир вызывает…

На мостик к Свиридову в ту же минуту взбежал старший сигнальщик Топорков и подтвердил то, что баталер крикнул на бегу Цветкову.

Топорков стал вязать, поднимать и опускать сигналы, но делал это не торопясь.

— Шевелись! — прикрикнул на него Свиридов.

— Конечно, ваше благородие, Цветков куда меня проворнее. За то меня к вам и сослали. А то за командиром старший офицер со мной командовать не успевает. Наше с вами дело простое — репетуй, репетуй, — ответил спокойно нараспев Топорков.

…На «Громрбое» пробили отбой. Можно отдыхать, не покидая мест. Настал первый перерыв боя. Неприятельские корабли с поразительной быстротой перестроились «плечом к плечу» и плотной стайкой уходили на север — они знали, что восьмидюймовки русской эскадры их не смогут достать, да и догнать их из-за «Рюрика» русские корабли тоже не могут.

Свиридову очень захотелось поверить в то, что противник бежал, пораженный отвагой русских