Когда я вернулся домой после первой половины тура, меня ждал целый пакет. — Он пожимает плечами и отступает, прислонившись к стене и поставив ногу на кирпич.

Моя грудь сжимается.

— Что?

— Меня не было несколько недель. Месяцев, наверное… Я не знаю, — он вздыхает. — Послушай, я летел двадцать часов не для того, чтобы просто сказать «привет» и улететь, так что ты можешь взять столько времени, сколько тебе нужно. — Он отталкивается от стены. — Я пойду туда и буду ждать. — Он указывает через улицу на пляж. — Делай все, что тебе нужно, обдумай все, что тебе нужно, но я не уйду.

Покачав головой, он уходит по дорожке и пересекает двор.

Что же мне делать?

В жизни бывают моменты, которые кажутся настолько сюрреалистичными, настолько эмоциональными, что нет никакой логической реакции. Ваш разум и сердце воюют друг с другом, разрывая вас изнутри на куски. Как следует поступить? Это вроде бы правильно, но что, если это неправильно? Этот порочный круг волнения и сомнений, постоянно кружащихся со страхом. В моей груди сформировались неуверенность и опасение, и я не уверена, хочу ли кричать или плакать. За последний год я изобразила его парнем, в котором не была уверена. Заставила себя поверить, что он был лжецом. Убедила себя, что все, что он говорил, каждый момент, который мы разделяли, не был искренним. Я позволила ему быть мальчиком, которого все считали плохим, но до тех пор, пока он не ушел, я в это не верила. Я превратила его в злодея, чтобы смогла продолжать жить, чтобы убедить себя, что ничего не потеряла.

Но это не так. Я потеряла очень много.

Смотрю на конверт в моей руке, на знакомый почерк моей матери, прежде чем толкнуть дверь в мою квартиру.

Как оно у него оказалось?

Даже не закрыв дверь, просовываю палец под край клапана и открываю его, разворачиваю знакомую бумагу с розовыми и фиолетовыми розами сверху.

Мои руки дрожат, когда читаю первые несколько строк:

Моя дорогая, милая Ханна,

Возможно, я больше не смогу тебя обнять, но верю, что моя душа всегда будет следовать за тобой. Надеюсь, ты это чувствуешь. И надеюсь, что ты простишь меня за то, что я оставила тебя, я не хотела, но некоторые вещи находятся вне нашего контроля.

Смерть и любовь...

Ты превратилась в такую замечательную, сильную женщину. Я горжусь тобой. Всегда знай, что ты заставляла меня гордиться тобой, Ханна. Милая и заботливая, любящая. Ты была смыслом моей жизни, я знаю это больше, чем что-либо, и могу только надеяться, что жизнь, которую ты ведешь, когда я уйду, будет всем, что ты заслуживаешь.

У нас одна жизнь, моя дорогая. Одна. Какой бы короткой или длинной она ни была, это не наш выбор, но человек, с которым мы её проведем, это наш выбор. Вот почему я посылала Ною твои письма.

Надеюсь, ты сможешь простить меня, но ты думала, что он не боролся за тебя. Нельзя ожидать, что кто-то будет бороться за то, о чем даже не подозревал. Ты любишь его, это очевидно для меня, и он любит тебя — Ханна, просто послушай его песни. Бедный мальчик каждый раз поет эти песни о любви к тебе. Ты сказала мне, что писать эти письма слишком больно, представь, какую боль он испытывает, просто чтобы петь тебе эти песни. Я убеждена, что именно поэтому он поет их, надеясь, что ты услышишь их.

Любовь не всегда кажется логичной, она просто есть. И самые красивые цветы распускаются в самых неожиданных местах.

Я люблю тебя, моя дорогая, милая Ханна, и мне будет тебя не хватать. Пожалуйста, когда ты вспомнишь меня, улыбнись, у меня была чудесная жизнь, и, может быть, именно поэтому Бог забрал меня раньше, чем нам всем хотелось бы, он знал, что я была счастлива.

Ты навсегда останешься в моем сердце.

Я люблю тебя,

мама.

Если бы я закрыла глаза, то услышала бы ее голос. Слезы текут по моему лицу, дыхание перехватывает от тихих рыданий. Даже после того, как она ушла, она пытается заботиться обо мне. Как я могу расстраиваться из-за этого?

42  НОЙ

Я бывал в Мельбурне, Камбрии, Сиднее, но никогда в Перте. Стою на берегу океана, наблюдая, как волны под луной превращаются в гребни, а затем катятся к берегу, разбиваясь о мягкий песок. И звезды. Боже, какие звезды. За последний год у меня не было времени, чтобы просто посмотреть на них.

Телефон звонит в кармане в пятнадцатый раз с тех пор, как я вышел на пляж. Я знаю, что это Дебра угрожает мне. Первое сообщение, которое она прислала, было наполнено ругательствами. Я ответил, что намерен вернуть деньги за проданные билеты со своего собственного счета. Все это взбесило ее еще больше. Теперь она звонит.

Черт, она не сдастся!

Выуживаю телефон из кармана и подношу его к уху.

— Что? — рявкаю я.

— Ты отменил три концерта!

— Мы уже это проходили в смс. Да.

— Я не могу… Я даже не могу…

— Слушай, тебе еще что-нибудь нужно, я тут немного занят и должен улететь примерно через двенадцать часов, так что...

— Клянусь богом, Ной, если бы ты не заработал тех денег, которые заработал… — Она позволяет пустой угрозе повиснуть в воздухе, думаю, для драматического эффекта.

— Ага, понятно. Хорошо. В воскресенье я буду в Чикаго.

— Тебе, черт возьми, лучше там быть!

Звонок обрывается. Ей всегда нужно было оставить за собой последнее слово.…

На песок рядом со мной падает тень, и я оборачиваюсь.

— Значит, ты читал письма, — тихо говорит Ханна, глядя на океан.

— Да, — я вздыхаю. — Жаль, что ты мне не сказала.

— Я не хотела, чтобы ты думал, что я какая-то нуждающаяся маленькая…

— Нет, Ханна, то, что ты чувствовала. Жаль, что ты не сказала мне о своих чувствах, потому что если бы я знал... — Качаю головой, думая о последних полутора годах, которые мог бы провести с ней. Думая о моментах, которые мы потеряли из-за глупости, потому что боялись быть отвергнутыми. Черт, я столько раз рисковал в жизни, что должен был рискнуть, что она разобьет мне сердце.

Вздохнув, нежно глажу её щеку.

— Я всегда любил только тебя. Это всегда была ты.

Ханна опускает взгляд и прикусывает губу. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее. Сначала мягко, потом жадно. Скольжу языком между губ и сжимаю ее волосы в кулак, потянув за них, углубляю поцелуй. Целовать ее все равно, что вдыхать восход солнца, обещание нового начала, и я впитываю это. Эта девушка была моей музой; первое, о чем я думал, когда просыпался, и последнее, что видел в своей голове перед тем, как заснуть. Ханна Блейк стала моим определением всего.

Прижимаюсь лбом к ее лбу,