ненаселенный пункт не покусился в их отсутствие.

— Заезжай в деревню. У второго дома с краю тормози. — указал место парковки Юра.

Встали. Тишина то какая. В городе такой нет.

— Всё, двинули. Волка ноги кормят. — Юра к первому с края деревни дому двинулся. Цепочка следов за ним потянулась.

В этом доме особо интересного ничего не нашлось. Не считать же за добычу трёхгранную бутылочку с выпуклыми буковками из-под уксуса и керосиновую лампу. Лампу напарник вообще сказал не брать — только место в машине занимать будет. Бутылочку взяли. Пусть будет.

Во втором доме, напротив копеечки, сундук обнаружился. Большой уж больно, тяжелый. Поэтому, наверное, хозяева его уезжая и оставили. Железом оббит, правда красили его много раз. Какой он первоначально цветом был теперь и не скажешь. Внутри сундук был обклеен деньгами. Красненькими по сорок рублей и какими-то желто-коричневыми по двадцать рублей. Причем, не по одной бумажке, а целыми листами чьи-то руки внутренности сундука украшали. Большинство листов держались крепко, а один всё же отошел немного от стенки и смог отделиться. С надрывами, правда. Сорок бумажек было в листе. Пять в ширину и восемь в длину.

Вот придёшь с таким листом в магазин, а ещё и ножницы тебе потребуются. Нужное количество денег отрезать…

— Выброси, ничего эти керенки не стоят. Тем более попорченные, — дал заключение о находке Юра. — Столько их выпустили, что земной шар завернуть можно. Как с семнадцатого года начали печатать, так до двадцать первого и не останавливались. Все руку приложили — и Временное правительство, и советская власть. До двадцать второго года они ходили, а потом уж их и обменяли на новые деньги. Тогда уж они меньше бумаги стоили, на которой их печатали. Как-то туалет я видел, ими обклеенный…

Тут началась у меня лекция про деньги, что после Октябрьской революции были в ходу. Опять много интересного узнал. Какое-то второе высшее образование у меня получается.

— Хорош сундук, но брать не будем. В машину не влезет. Тут тракторную тележку надо, — решил Юра судьбу изделия неведомых мастеров.

С места всё же решили его сдвинуть. Вдруг что под ним найдется.

Нашлось. Медные пять копеек семнадцатого года. Тысяча девятьсот.

Юра тут на сундук и сел.

— Вадик, не бывает такого. Что-то с этой деревней не ладно… — на меня смотрит подозрительно. Вид у него после этой находки стал диковатый.

— В смысле? — отошел от него немного, якобы в окно мне выглянуть надо. Что-то не нравится мне Юра. Не заразился ли он от племянников чем-то психическим…

— У тебя в родне колдунов не было? Что-то с тобой сверхъестественного не случалось? Ну, инопланетян там каких-нибудь… — рукой в воздухе причудливые завитушки изобразил.

— Да нет, вроде, — отвечаю. Не говорить же ему про перенос из двадцать первого.

— Что-то прёт нам не по-детски. То золото нашли, то пятак этот. Сдвинули в старом доме с места сундук, а там нумизматическая редкость. Не должно этого пятака тут быть, режь ты меня на части… — монету в руке вертит. И так, и сяк её к глазам приблизит.

Подошёл. Взял у него монету. Пятак и пятак. Медный. Как новенький. Не успел по рукам походить. Потемнел только, но это даже хорошо. Про патину я у бабушки в энциклопедии читал.

— Это семнадцатого года пятак. Пусть не золотая монета, но раритет. Редкость. — взял обратно у меня монету, в пакетик целлофановый положил, в карман его засунул. Потом ещё по этому карману и похлопал.

— Радоваться надо, а ты про колдунов каких-то, — говорю Юре. — Пошли дальше по домам искать.

— Пошли. Ты только осторожней. После таких удач гадости всякие происходят. Замечено, — сказал так многозначительно.

В угол кивнул. Под потолок.

Там полочка такая. На ней иконы. В окладах. Беленьких.

— Если оклады серебряные, то ноги в руки и уходим. Не нравится мне всё это, — Юра говорит, а сам скамейку какую-то к божнице двигает. С пола иконы ему не достать. Высоковато они находятся.

Надо же. Хозяева уехали, а иконы оставили. Красивые какие. Зрение у меня хорошее, смог их разглядеть. Может традиция тут такая — иконы в доме оставлять?

Глава 5

Глава 5 Знак свыше?

Так, к божнице Юра двинулся…

В семье Бакалавра верующих не было, даже бабушка его вместо Святого Писания Моральный кодекс строителя коммунизма только читала. Ну, тот, что в тексте Третьей Программы КПСС и Уставе партии содержался. Во времена Никиты Сергеевича принятых.

Откуда же он слово божница знал? В курсе был, как эта полочка для икон называется?

Опять же с рынка. С времен, когда на точке с парнями скупщиками стоял.

Как-то ему носки купить надо было. Перед временем к Десантнику зайти и скупленное сдать, он по рынку пробежался, прилавок с нужным ему товаром нашел, и выбирать носки себе принялся. Продавщица в это время с подружкой, а может знакомой своей и разговаривала. Говорила, что вот найти бы хорошего мужика, она бы его дома ничего делать не заставляла, а на божничку бы рядом с иконами посадила и любовалась…

Вот оттуда и знание Бакалавра.

Забрать Юра иконы хочет. Хорошо это или плохо? Сам Вадик был атеистом. В принципе, это тоже вера. В то, что Бога нет. К религиозным воззрениям других людей он относился терпимо. Верят во что-то и ладно. Бакалавру то до этого, какое дело.

Дома у родителей и в квартире бабушки икон не было. На рынке же здесь и в антикварных лавочках ими вовсю торговали. Так же привозили их на продажу из заброшенных деревень или где-то выменивали и покупали циркулирующие по районам скупщики. Предосудительным у окружающих Вадима людей это не считалось. Наоборот, некоторые похвалялись, что за копейки хорошую доску у мужика какого-то ломанули, а потом за приличные деньги продали. Покойный Вова вообще на этом деле систему целую создал. Вернисаж снабжал иконами. После его исчезновения простенькие иконы какое-то время у забора рынка валялись, а оклады их в лом шли. Речь, конечно, о работах деревенского письма. Приличные вещи аникварщики местные быстро к рукам прибрали…

При переезде принято иконы из старого дома в новый забирать. А если в избе, где сейчас Юра и Вадик находились, одинокая старушка доживала, а потом и умерла? В гроб к ней иконы же не положат. Соседи, понятное дело, к себе домой их не утащат…

Вот и остались они на божнице стоять, а Юра на них и позарился. Тем более, оклады беленькие. Даже с виду серебряные. Денег значит стоят.

— Юр, может не будем иконы брать? — на всякий случай Бакалавр своего напарника всё же спросил. Правильно это или нет, кто знает?

— Все берут, а мы что — рыжие? — не оборачиваясь тот ответил. Дальше скамейку в сторону божницы двигал. Была она массивная. Как и сундук в избе. Любили видно хозяева