- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (137) »
Леонид Ленч
ПОВЕСТИ
СЮРПРИЗ В РЫЖЕМ ПОРТФЕЛЕ
Предисловие
О, первая фраза! Как трудно написать ее. Половина всей бумаги, которую литераторы покупают в канцелярских магазинах или растаскивают из редакций, идет на первую фразу. Авторы мучительно перебирают всевозможные варианты начала повествования. Записывают. Бракуют. И отправляют их в мусорную корзину. Если бы бумага продавалась с уже написанной, а еще лучше — типографски напечатанной первой фразой, то: а) увеличилось бы количество художественных произведений, б) создалось бы изобилие бумаги. И писатель не капризничал бы. Купил, например, пачку бумаги, а на первом листе напечатано: «Дело было так». И рассказывай, как оно было. Конкретно. По существу. Если придерживаться этого варианта, то вот как все было. Я получил задание поехать в город Лесогорск и написать фельетон об одном тунеядце. — Ударьте по нему похлестче, — сказали мне в редакции. — Нигде не работает, занимается какими-то махинациями, каждый вечер — в ресторане. Но ударить, увы, я не смог. Когда я приехал в Лесогорск, то выяснилось, что по тунеядцу уже ударили: согласно решению суда, он отбыл трудиться в районы вечной мерзлоты. Задание редакции проваливалось. Надо было искать новую тему, новый объект. Возвращаться с пустым блокнотом противопоказано. Редакционный порог можно перешагнуть только в том случае, если к этому девственно чистому блокноту приложить заявление об уходе по собственному желанию. А над головой поднять белый носовой платок в знак капитуляции. Капитулировать я не хотел, я хотел бороться. И тут сама судьба послала мне на помощь Юру Звонкова. Вот уж не рассчитывал на такую встречу! Как и полагается бывшим школьным приятелям, мы долго хлопали друг друга по плечам и произносили одни междометия: — А! — О! — У! — Ну! Когда запас междометий был исчерпан, а плечи от нежных похлопываний начали немножечко болеть, я узнал, что Звонков уже не первый год живет в Лесогорске. Сюда его «распределили» после окончания физмата. — А тебя в Лесогорск каким ветром? — спросил Юра. Через пять минут он уже знал о провалившемся задании, а через десять сказал нечто, оказавшееся для меня очень ценным: — Загляни-ка в УКСУС. Есть тут у нас одно учреждение. — УКСУС? — удивленно переспросил я. — Название какое-то такое… Звонков рассмеялся: — Почему? Существуют же УКСы и всякие там ЦЕПЕКАО, НИИХЭИ и даже… — Хватит. Оставь эти самые НИИХЭИ. Объясни мне, что такое УКСУС? Как-нибудь расшифровывается? — Черт возьми, дай бог памяти, — озабоченно сказал Звонков. — Кажется, так: управление координации снабжения и урегулирования сбыта… В общем, что-то вроде увязки и утряски. Я последовал совету школьного приятеля и вскоре был уже на Поперечной улице в доме № 13. Я увидел УКСУС. Я дышал его воздухом, наполненным стрекотом пишущих машинок и жужжанием арифмометров. Я познакомился с некоторыми обитателями дома № 13. С одними — очно, с другими — заочно. К сожалению, конца развернувшихся событий я не дождался, но мне о нем сообщил все тот же Звонков. И еще один человек, с которым вы встретитесь на следующих страницах, — Ромашкин. Это история подлинная, и я расскажу ее так, как она выглядела в действительности. Впрочем, не всегда по порядку. По порядку истории никогда не рассказывают: обычно делают экскурсы в прошлое или припоминают что-то такое, о чем боятся потом забыть. А порою и вовсе отвлекаются, говорят «не о том», но, как оказывается на поверку, неспроста. Вот и все предисловие. Теперь перенесемся в Лесогорск, в УКСУС.I. Сюрприз в рыжем портфеле.
«Прольем бальзам на раны!»
Местком это должен знать!
Июнь благоухал. Он шагал по стране, расплескивая солнце и разбрасывая цветы. Столбики термометров ползли вверх. Люди пили квас и говорили о любви. И еще говорили о предстоящих отпусках. Но в УКСУСе предотпускные беседы как-то сразу прекратились. И вопросы любви тоже отошли на второй план. Возникла совершенно новая, неожиданная тема. Ее принесла в рыжем потасканном портфеле никому не известная пожилая женщина. В один прекрасный день она вошла в УКСУС, свернула в коридор и увидела, открытую дверь кабинета. По кабинету из угла в угол степенно шагал высокий лысоватый мужчина в белом кителе. — Вы будете начальник УКСУСа? — почтительно спросила вошедшая, глядя в спину предполагаемому начальнику. Китель медленно повернулся пуговицами в ее сторону, и вслед за тем в кабинете прозвучал сдержанный густой баритон: — Нет, а что? — А где начальник? — А вы, собственно, по какому… к нему? — Да вот пакет принесла. Курьер я. — Давайте, это самое… э-э-э… мне, — небрежно проговорил баритон. — Не могу, — извиняющимся тоном ответила обладательница рыжего портфеля. — Тут сургучом запечатано и написано: «Лично товарищу начальнику Груздеву…» — Я — Свинцовский, начальник канцелярии… э-э-э… и имею доступ ко всем документам, даже к тем, где два нуля в начале номера… На курьершу эти весомые слова не подействовали. Она еще крепче прижала к себе портфель, словно его пытались отобрать, и сказала: — А вы меня не сбивайте. Мне полгода до пенсии, и я все должна делать как полагается… — Как полагается, говоришь? — усмехнувшись, переспросил Свинцовский. Он посмотрел на курьера снисходительно-покровительственно — так, как это может делать человек очень высокого роста и не менее высокого служебного положения. — Ну, тогда иди направо. В следующем кабинете что-то горячо обсуждали двое мужчин. Один — чуть полноватый, темноволосый, второй — худощавый, с белой марлевой наклейкой на лице. Увлеченные разговором, они не заметили, как в кабинет вошла женщина с рыжим портфелем. — Ты полагаешь, я это в пять минут придумал? — говорил полноватый худощавому. — Нет, Чарушин, Груздев все взвесил. И не спорь! — Да я и не спорю, Петр Филиппович. Другой бы спорил, а я нет… — Вот то-то, Чарушин, и ты, как мой заместитель, должен это на лету схватить. Самое главное — правильная структура учреждения. А какая она у нас? Неправильная. Отвечает сегодняшнему дню? Не отвечает. Вчерашнему отвечала. Я вот что предлагаю. Видишь схему? Большой кружок — это я, квадрат — ты, от нас идут усы к- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (137) »