— при мне, на мне же наживаешься?

Шувалов промолчал. Он лишь замотал головой, будто уронил что-то на пол, а Кука, порывшись в карманах, бросил на стол две фиолетовые купюры. Забрав одну из них, Шувалов потребовал у Зуева пятерку. Сообразив в чем дело, Зуев охотно отдал ему одну из тех, что совсем недавно получил от него же.

Все повеселели как-то разом. Зуев от того, что получил добавку. Шувалов — что заработал и избавился от громоздких картин. Кука чувствовал себя и лихим купцом, и в перспективе владельцем бесценной коллекции живописи, и, что самое главное, тонким знатоком. А девочки радовались тому, что скучное отступление закончилось и можно опять выпить и поболтать о чем-нибудь земном. Радовалась и хозяйка дома. Она убедилась, что у всех присутствующих в данный момент есть деньги.

Галя никогда не выворачивала карманов у пьяных гостей и не выпрашивала на жизнь, которая дорожала год от году. Ей давали и так. Сказать, что Галя прирабатывала проституцией, значило бы оклеветать хозяйку дома. Спать она, конечно, спала с желающими, но денег за это не требовала. Галя брала их как единовременную помощь. Кто даст. И давали, и любили ее, несмотря на то что она была много старше некоторых своих любовников. Это обстоятельство мало кого смущало. Как однажды выразился Кука: "Старых и страшных женщин не бывает. Бывает мало водки". Именно на справедливости этого афоризма и необыкновенном Галином гостеприимстве и держалось благосостояние дома.

Как и полагается, сделку сейчас же обмыли.

Третий час длилось застолье. Все уже порядочно захмелели. Шувалов пересказывал Гале какой-то немыслимый эпизод из своей жизни. Одна из девочек вертела головой, а другая героически боролась со сном. Кука с Зуевым спорили о политике, и делали это так, как умеют это делать только пьяные или сильно скучающие люди. Собственно, спорили они о том, нужны ли государственные правители, а если нужны, то какие. Кука, положив два кулака на стол, очень твердо внушал Зуеву, что нужны, и лучше, если это будет не президент, а царь-батюшка.

Зуев же нервно вскрикивал:

— Нет! Нет-нет-нет! — Хватался за пустой стакан, недоумевающе заглядывал в него и ставил на место. — Нет! — кричал он. — К черту всех этих дармоедов. Есть один закон: захотел поесть — поработай. И не важно, чем ты работал: головой, руками или… — Зуев мельком взглянул на Галю и добавил: — Еще чем-нибудь. Важно, что твой товар имеет спрос. И никакие цари и президенты здесь не нужны!

Этот незамысловатый и старый как мир спор был прерван звонком в дверь. Хозяйка дома с презрительной миной встала и пошла открывать. Сидевшие за столом в ожидании замолчали. Открыла глаза девочка, боровшаяся со сном, и, когда в комнату вошли два молодых человека, все одновременно выдохнули: "Ну-у-у-у".

— Вот, я тебе говорил, — сразу затараторил один из молодых людей. — Я тебе говорил, что здесь уже пьют. А ты не верил. — Он бросил красивую широкополую шляпу на кровать, а плащ повесил на руку хозяйке. — А мы идем мимо винного, — продолжил гость, — народу никого. Ну, думаю, коль никого, надо взять. Ну, взяли, стоим, думаем, где выпить. Ну, думаю, здесь-то пьют небось. И точно, не ошибся. — Говоря все это, гость пожимал руки старым знакомым. Затем он представился девочкам, назвавшись Леней. После этого Леня приподнял одну из девочек над стулом, сел, а ее посадил к себе на колени.

— Ну, наливай, наливай, — торопил он Куку. — На улице-то, видишь, что делается? И не пьешь — захочется.

Опять задвигали стульями. Галя принесла маленькую скамеечку для друга Лени, а тот не торопясь, как бы желая произвести на собравшихся приятное впечатление, одну за другой выставил на стол восемь здоровенных бутылок с блеклыми розовыми этикетками.

Разговор за столом оживился. Леня очень забавно и непринужденно нёс какую-то околесицу. При этом он все время хватал девочек за колени и обеих звал Нюшками.

Кука к тому времени уже начал терять свою чопорность. Она слетала с него, как шелуха. Вначале изменилось выражение лица, затем поза, в разговоре появились непривычные для него интонации. Кука простел на глазах, но оценить это было некому. Вместе с ним преображались и все остальные. Щуплый Шувалов сделался вдруг могучим. Глядя на него, можно было подумать, что он пьет не вино, а живую воду и готовится выйти на помост к штанге. Девочки вконец поглупели, хозяйка дома сделалась царственно надменной, а Зуев, истерически выпрыгнув из-за стола, вдруг промямлил:

— Кто понял, что скорбь проистекает от привязанности, удаляется в пустыню, подобно носорогу. — После этого, держась за печку, он добрался до кровати и рухнул на нее обутый и одетый, как солдат на передовой.

Зуев не сразу уснул. Лежа с закрытыми глазами, он прислушивался к разговору, но ровным счетом ничего не понимал. Голоса сливались и наподобие шума прибоя убаюкивали Зуева. А редкие вскрики и громко сказанные отдельные слова ничего не говорили Зуеву. Смысл их был таинствен и неузнаваем, как арабское письмо.

Через некоторое время в доме появился еще один гость. Зуев открыл глаза и попытался разглядеть вошедшего, но вместо человека увидел темное расплывчатое пятно.

Затем поднялся шум, и того человека вытолкали за дверь. Кто-то крикнул: "Бросьте ему его рыбу" — и после этого действительно раздался скрип открываемой форточки и дружный хохот.

Очнулся Зуев от того, что кто-то повалился рядом с ним. Вслед за этим он услышал шепот:

— Сашка, хватит дрыхнуть. Поехали в Симферополь.

— Почему в Симферополь? — ошалело прошептал Зуев.

— Там тепло. Ну хочешь, на Кавказ? Вставай, поехали.

— А сколько времени? — сев на кровати, спросил Зуев. Глазам его предстала фигурная композиция с картины "В бункере". За столом в неудобных позах, кто как, почивали гости.

— Время то самое, — бубнил Шувалов. — Идем. — Он поднялся и потащил Зуева за руку.

— Надо жене позвонить, — вспомнил Зуев, — она же ничего не знает.

— Узнает, — ответил Шувалов, — из газет.

На улице не было ни души. Лишь редкие "Волги" с зелеными огоньками хищно проносились мимо. Одна из них притормозила, и Шувалов рыкнул в открывшуюся узкую щель:

— На вокзал.

В машине Зуев спал. Затем, не помня как, сонный очутился в купе на второй полке. Напротив на такой же полке лежал Шувалов в пальто и ботинках. Он положил под голову какой-то блестящий предмет и, видимо, уже спал.

Зуев закрыл глаза, а открыл их, когда уже совсем рассвело. Охая, он свесил с верхней полки ноги, наступил грязным ботинком на белоснежную постель соседа снизу и извинился. Сосед посмотрел на него ясными трезвыми глазами и безразлично сказал:

— Вы бы еще насрали мне на