обвешенный оружием. Ещё имеется крохотная, в виде шара, кабинка. В ней едва помещаются пилотский ложемент, и пульт управления с вычислителем. Учебный скаф от боевого ничем не отличается, только вместо спасательной капсулы в него втиснули дополнительный, курсантский, ложемент. И чёрт с ней, этой капсулой! Она иногда может выручить. Теоретически. Чаще лишь позволит умереть не очень быстро.

Ладно. Я говорил, что с радостью променял бы учебный вылет на боевое дежурство? Это если бы вместо Оксаны в соседнем ложементе сидел другой курсант. А с ней уютно, она ведёт себя так, что порой кажется, будто её вовсе нет. Прижались мы друг к другу, словно арахисовые ядра в хрупкой скорлупке. Понятно, через скафандры человеческое тепло не почувствуешь. И хорошо, не хватало ещё, чтобы девчонка ощущала мой липкий от пота комбинезон, обоняла сопревшее мужское тело.

Это наш пятый совместный вылет, и первый с боевой нагрузкой. Мы только начали. Кислорода в системе достаточно, плюс индивидуальные баллоны.

Влетаем в ночь.

Под нами Уральские горы. Сибирь вся в пятнах отражённого орбитальными зеркалами солнечного света. По расчётам, где-то здесь, над тайгой, мы встретимся с мишенью — отработавшим и приговорённым за долгую и безупречную службу к расстрелу метеорологическим спутником.

Болванку перехватили там, где и ожидали. Она давала на экране локатора смешной призрачный блик. Я ещё поинтересовался, захотел проверить Оксанину чуйку:

— Отсюда накроешь?

Зря, конечно, спросил. Сам-то, даже без вердикта вычислителя, чувствовал — никакой гарантии. Цель слишком мала, слишком далека и, чтобы мы совсем не заскучали, пытается маневрировать. Но всё же процентов шестьдесят, а то и все шестьдесят пять на успех этого дела я бы положил. Это если бы стрелял я. Но и я предпочёл бы подобраться к противнику поближе.

— Так точно, товарищ капитан, накрою, — в голосе курсанта Ковтун не послышалось и тени сомнения. Ну, кто меня тянул за язык?

— И валяй! — Не давать же задний ход. Попадёт — молодец. Промахнётся — вместе на разборе втык получим. Тоже польза, для нее, по крайней мере.

Скаф завибрировал, и эту зыбкую дрожь не смог погасить даже ложемент, я ощутил её всем телом. В космосе пушки не бабахают, но, показалось, будто внутри черепной коробки зажужжал, запищал комар, и от этого заныли зубы. Через пару секунд всё кончилось. Болванка по-прежнему бликовала на экране локатора.

— Промазала… Товарищ капитан…

— Вижу.

Задание провалено. Если бы это был не беззащитный метеорологический спутник, а американская суборбитальная боеголовка, она бы уже просочилась через наш передний рубеж и сейчас неслась бы к Земле. Если бы это был один из боевых лазеров имени недоброй памяти Рональда Рейгана, он бы уже отстрелялся по известной только ему цели, а если бы это был американский боевой шаттл, то мы с Оксаной Ковтун превратились бы в две хорошо подрумяненные котлетки. Но перед нами всего лишь болванка. И стрельба учебная. Незачем превращать девчоночью ошибку в трагедию.

Бортовой реактор накачивает энергией аккумуляторы, системы охлаждения торопятся остудить перегретую боевую часть и через минуту выстрел можно будет повторить. Конечно, враг этой самой минуты тебе не даст, а на учениях пали, сколько влезет. Опять же, теперь есть повод отработать ракетную атаку. Потому строго и официально говорю:

— Курсант Ковтун, отставить лазер. Делаем второй вариант. Готовь ракеты.

— Так точно, есть, поразить цель ракетой! То есть… борт «Беркут-140бис», к ракетным стрельбам готов.

Я тронул клавиши вычислителя, железяка натужила свой ламповый мозг и выдала вариант сближения с целью. Я одобрил. Три коротких импульса, три раза тело на мгновение чувствительно вплющило в ложемент. Поплыли звёзды, а Земля перевернулась, и теперь повисла над нашими головами. Закрутились циферки на табло.

Главное — вычислить оптимальное расстояние для выстрела. С одной стороны, чем ближе сумеешь подобраться к супостату, тем меньше вероятность, что супостат уклонится от атаки. Но и совсем близко нельзя, чего доброго, поймаешь обломок уничтоженного объекта или самой ракеты. Если мы атакуем шаттл, деваться некуда, чтобы появился хоть какой-то шанс, надо буквально прижаться к нему. Но американец не дурак, близко не подпустит. Он и ракету не подпустит, его достанет только лазер. А по болванке можно и отсюда шмальнуть, куда она денется? Всё равно ближе на этом витке без экстремального маневрирования я скаф не подтащу.

— Пли! — сказал я, и по едва ощутимому толчку понял: ракету выбросило из контейнера, и она поплыла к цели.

Мы давно вошли в тень Земли, потому и ракету, и мишень разглядеть не просто. Про мишень понятно, её на таком расстоянии различить среди россыпи звёзд трудно: надо знать, куда смотреть и что видеть. А ракета отмечает свой путь неторопливо удаляющимися от «Беркута» короткими, едва заметными выбросами из сопел.

— Цель захвачена, — доложила Оксана, а, через двадцать показавшихся вечностью секунд я заметил слабую вспышку по курсу и чуть слышно перевёл дух. В шлемофоне радостно зазвенело: — Цель уничтожена!

Сейчас под нами, вернее, над нами (потому что Земля повисла над головой) проплывала ночная Америка. Горизонт сиял в лучах ещё не взошедшего Солнца, будто голубой венчик атмосферы мазнули розовой акварелью.

— Молодец, курсант Ковтун, — похвалил я девушку и стал рассчитывать траекторию возвращения на станцию. По всему получалось, что мы сумеем пристыковаться к «Алмазу» уже на втором витке.

* * *

Этот выскочил, как чёрт из табакерки. Вру, конечно. Хорошим бы я был пилотом, если б не заметил, что локатор среди космического хлама вычленил приближающийся объект. Я даже предположил, что этот объект — орбитальный шаттл типа «Джордж Буш», уж очень характерные блики, точь-в-точь, как в учебном фильме, трепыхались на экране.

Новинка. Гордость и надежда Соединённых Штатов. Шла эта гордость и надежда по восходящей траектории. Шла быстрее нас и уходила на более высокую орбиту. Беда в том, что лишь сейчас вычислитель окончательно подтвердил — наши траектории пересекаются. И вряд ли случайно.

— Чего он к нам лезет? — удивилась Оксана. А чего бы ему не лезть? Космос, он общий. Мы тоже не упускаем случая повисеть рядом с их объектами, продемонстрировать флаг. Летит себе какой-то «Буш», и хрен бы с ним, а нам пора домой.

— Любопытные, вот и лезут. Суют нос, куда собака свой… куда не надо, — сказал я, будто это хоть что-то объясняло. Не на кухне мы, чтобы молоть языками, а в боевом вылете, потому что, раз уж нарисовался этот янки, вылет точно можно переквалифицировать в