- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (40) »
людей, каннибализм как-то не принят. В буквальном смысле.
— Я понимаю, — повторила она, но он не мог бы поручиться, слышит ли она его слова.
— Ты извини меня, — он пододвинул к себе стакан с водой. — Извини меня за всё. За всё, что было не так.
— Да ничего, — она пожала плечами.
— Ты поцелуешь меня на прощание? — он обратил к ней просящий взгляд.
«Чёрт!» — недовольно подумала она и уже начала привставать, но тут его взгляд потух и он пробормотал:
— Нет, не надо. Если ты это сделаешь, мне труднее будет уйти, а тебе потом неприятно будет вспоминать, что ты целовала мертвеца…
— Вот только не надо трагедий, — резко оборвала она его фразу.
Он улыбнулся. Той самой своей жалостливой улыбочкой, которая всегда раздражала её, ещё с самого их знакомства. Улыбкой неудачника.
— Да нет тут никакой трагедии, — глядя куда-то в сторону или, вернее, в никуда, тихо сказал он. — Наоборот. Вся моя жизнь оказалась комедией. Неудавшейся комедией…
Она вздохнула. Они помолчали. Потом он одной рукой взял таблетку, а второй — стакан с водой. Руки его дрожали всё сильнее, и пока он проглотил первую таблетку, полстакана воды расплескалось. «Действительно, комедия», — равнодушно подумала она и сказала вслух:
— Ты водки выпей. Для храбрости.
Он опять посмотрел на неё, благодарно кивнул и кинулся на кухню за бутылкой, оставшейся ещё с позапрошлого Нового Года. Водка действительно помогла. Таблетки одна за другой исчезали в его рту. Покончив с ними, он вытянулся на диване (глаза его уже слипались), сложил руки на груди и заснул. Она послушала его ровное дыхание, потом открыла конверт и прочитала предсмертную записку. В записке не было ничего, кроме пошлостей, вроде: «В моей смерти прошу никого не винить» — и другая подобная чушь. Она положила конверт на место, пододвинула к себе телефон и набрала номер.
* * *
— Привет! — он, радостно улыбаясь, схватил её за пальцы рук и сжал их в своих ладонях. — Что случилось? Я привык, что ты мне никогда не звонишь… — Геннадий покончил с собой… — Опять? — он было засмеялся, но увидев её тяжёлый взгляд, осёкся. — Что, действительно? — Да. — Когда? — Только что. Я звонила от него. Ушла, когда сердце остановилось. «Что бы такого сказать? — подумал он. — Что вообще говорят в таких случаях?» — Сочувствую, — произнёс он. Их руки давно разомкнулись, и они почему-то избегали смотреть друг на друга. — Во всяком случае, мне теперь не нужно будет обманывать его, — подумала она вслух. — А честно говоря, Вера, ты от него столько всего натерпелась, он столько из тебя крови попил, этот неудачник, — тут он замолчал, потому что понял, что это не те слова, которые она хотела бы сейчас услышать. А нужных слов он не знал. — К тебе сейчас можно? — спросила она без интереса. — Да, но… наверное, не стоит, — он вздохнул. — У меня как-то совсем нет настроения… Она кивнула. — Вообще-то у меня тоже. Я поживу у мамы… Пока! — Пока! — он сухо поцеловал её в щёку, и они разошлись. 24 июня 2002 г.Яков
Заранее прошу прощения у моих друзей и знакомых, кого этот рассказ может неприятно задеть или даже обидеть. Он был написан совсем не для этого. Если же мои извинения впоследствии будут вами отвергнуты… то подумайте, а к добру ли ваша непримиримость и категоричность суждений?
…Ты знаешь, из всего христианства мне нравится один лишь Люцифер. (Из разговора в лифте)Последний день отпуска Яков решил провести дома, просто проваляться целые сутки на диване и ничего не делать. Разве что книжку почитать, вино попить. И послушать музыку, конечно. Яков подтащил к дивану маленький столик, поставил на него откупоренную бутылку и вазу с шоколадными конфетами. «Со стороны, наверное, сказали бы, что я алкоголик и сластёна», — усмехнулся про себя Яков. Потом он включил музыкальный центр и задержался у стойки с компакт-дисками. Свой музыкальной коллекцией Яков гордился. Палец пробежал по нескольким дискам «Лакримозы», «Битрэй Май Сикритс» и «Дримз ов Сэнити» и остановился на альбоме Мэрилина Мэнсона «Антихрист Суперстар». Яков не очень-то любил Мэнсона, но иногда его было приятно послушать под соответствующее настроение. А настроение сегодня было как раз подходящим: последний день отпуска — мрачное дело, понимаете ли. И вот Мэнсон застонал по пятидесятиваттным колонкам и сабвуферу. Яков любил слушать музыку достаточно громко, и иногда ему даже казалось, что стены комнаты сжимаются и расширяются вместе со звуковыми волнами. Яков развалил своё тело на диване, пригубил вино и расслабился. Соседние квартиры пустовали, а соседи снизу и сверху никогда ещё не жаловались на громкую музыку, поэтому можно было действительно расслабиться и ни о чём не думать. Хотя иногда приходили и непрошенные мысли. Например, о ней. Если он не позвонит ей сегодня, то и она ведь не позвонит. А Яков не хотел сегодня никому звонить, даже ей. Наверное, в их отношениях что-то испортилось, но… Вон, мысли! «Ангел с крыльями в струпьях». Вообще, иногда задаёшься вопросом, достаточно ли
Назвав противника лжецом, ты не сделаешь свои убеждения более истинными. «Разговоры под землёй», гл. 2.
На улице подходят ко мне две женщины в летах. — Молодой человек! — Да? — я сижу на скамейке и, блаженно жмурясь, греюсь на солнце. — Как вы думаете, то, что происходит сейчас вокруг нас, это правильно? Вот там война идёт… — Нет, — кратко отвечаю я. — Хотите, я дам вам журнал, в котором объясняются многие вопросы и который поможет вам сделать жизнь лучше? Я в хорошем настроении. Евангелический журнальчик мне совсем не нужен, но не хочется обижать старушек. — Давайте. — Нет. Журнал я вам не дам. Он денег стоит, а вы, я вижу, совсем наплевательски ко всему этому относитесь. Увы.
Часом позже. Я приближаюсь к подъезду своего дома и вижу двух старух (других, понятное дело), рассматривающих кодовый замок. — Молодой человек, — лучезарно улыбаясь, обращается ко мне одна из них, — разрешите нам войти. — Зачем? — хмуро вопрошаю я. — Мы ходим по квартирам и разговариваем с людьми о Боге, — торопливо объясняет старушка. Вторая ходокиня по квартирам молчит, но вы, наверное, знаете, что так всегда бывает у этих пристающих к нам на улицах парочек: одна говорит, вторая несёт сумку с журналами и молчит. Разделение труда, по всей видимости. — Нет, не надо, — отрезаю я. Старуха возмущённо вскидывает руки: — Может быть, это вам не надо, а всем остальным как раз надо! Ну-ну.
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (40) »