сейчас ей не нужно было видеть его лицо, чтобы ощущать его замешательство. Это был всего лишь тест, попытка узнать, что он сделает. А затем из его горла вырвалось низкое рычание; его руки обхватили ее, не давая пошевелиться.

Поцелуй с Иваном не имел ничего общего с поцелуем Дарклинга. Второй был осторожен с ней, боялся спугнуть неверным движением или спешкой, в то время как сердцебит не церемонился. Он сминал ее губы своими, прикусывал и тут же облизывал место укуса. Иван был ураганом, сметающим все на своем пути, и именно в этом Алина нуждалась больше всего.

На этот раз Алина легко высвободила руки из захвата и обхватила его за плечи, практически повиснув на нем. Она не доверяла своим ногам, боясь, что они в любое мгновение подкосятся, и она упадет. Они пошатнулись, и Иван, пытаясь удержать равновесие, налетел на угол комода. Он зашипел от боли и злости и толкнул девушку к стене. Воздух вылетел из нее легких, когда она ударилась затылком о стену. Она открыла рот, да так и замерла — Иван толкнулся к ней бедрами, и вздох застрял у нее в горле.

— Что такое, Старкова? — прошипел сквозь зубы Иван. Он отстранился, но только для того, чтобы снова толкнуться вперед. Алина ахнула и запрокинула голову, упираясь затылком в стену. — Разве не этого ты хотела? Сначала следопыт, теперь я. Не остановишься, пока не переспишь со всеми во Дворце?

Алину затопила волна злости при упоминании Мала. Иван не имел никакого права говорить о нем. Она верила, что Мал был ее другом, писала ему каждый день, а в ответ ни словечка. Все мнимое товарищество, которое сложилось между ними, исчезло. Он променял ее на Зою. А Дарклинг?

Гори все пламенем. Она теперь заклинательница Солнца, святая. Ей не нужен Мал. Ей не нужен Дарклинг. Она может быть сама по себе. И никакой ручной сердцебит не будет ей указывать, что и как ей делать.

— Дарклинг ждал тебя столетиями, — продолжил Иван, практически рыча от гнева. Он так сильно стискивал ее бедра, что на следующий день наверняка появятся синяки — в дополнение тем, что теперь украшают ее руки. — А ты предаешь его доверие, стелешься под каждого, кто оказывается рядом…

— А ты не останавливаешь меня, — глаза Алины горели огнем. Ее разрывало на части от ненависти и желания, и она не знала, от чего так быстро бьется сердце и перехватывает дыхание. — Почему? Ты просто жаждешь этого; молчишь, чтобы потом прибежать к хозяину, покаяться в грехах и заслужить наказание. Признай, тебя заводит быть его карманной собачкой и послушно выполнять все его приказы.

Иван схватил ее за предплечья и резко встряхнул. Алина впилась ногтями в его руки, но он был сильнее ее.

— Замолчи, если не хочешь навсегда остаться немой.

Алина прищурилась, но ничего не сказала. Несмотря на несколько месяцев в Малом Дворце среди гришей, она все равно плохо представляла возможности сердцебитов. Он и правда мог лишить ее голоса, или это всего лишь пустая угроза? Она не хотела это проверять.

Впрочем, ей не нужно было говорить, чтобы заставить его выйти из себя.

Алина приоткрыла рот и обвела языком контур его губ. Вместо того, чтобы оттолкнуть ее, Иван поймал ее язычок губами и скользнул по нему к ее рту, вбирая его в себя. Из груди девушки вырвался стон.

Он все еще держит ее за предплечья, не давая больше приблизиться к себе, и она бросает попытки вырваться. Вытягивает руки и проводит по его груди, пробираясь под красную кефту и сминая рубашку, вытягивая подол из-за пояса брюк, чтобы затем положить ладонь на обнаженный живот и почувствовать, как он напряжен.

Они все еще могли остановиться. Разойтись по разным углам комнаты и сделать вид, что ничего не было. Забыть об этом, как о страшном сне. Если бы они хотели.

Алина была уверена, что не хочет останавливаться, хотя и не могла трезво оценить последствия. А Иван? Она была готова ликовать, когда его хватка ослабла, и она смогла поддаться вперед и прижаться сквозь одежду к разгоряченному телу. Ей хотелось касаться его без преград. И похоже, их одежда мешала не ей одной.

Руки Ивана скользили по ее телу, пальцы застревали в многочисленных застежках и лентах. С глухим рычанием он сорвал с нее кефту — черную, с вышитым символом его хозяина — и позволил ей безвольным кульком упасть на пол. Следом туда же отправилась льняная блузка и брюки. Он подхватил ее под колени, поднял, прижимая к стене и вынуждая ее обхватить его за талию.

— Поаккуратнее, кровопускатель. — Алина намеренно использовала эту пренебрежительную кличку. Ей было нужно разозлить его, заставить сорваться с цепи. Хватит кланяться мне в ноги по приказу хозяина. Покажи, как сильно ты меня ненавидишь.

Они оба стонут, когда Иван толкается к ней. Так, что у нее кружится голова от напряженного члена, прижимающегося к ее промежности через ткань брюк. Так, что тело начинает мелко дрожать, желая большего. Так, что хочется кричать от несправедливости, что он все еще одет, когда она распахнута перед ним.

И она почти срывается на крик, когда он опускает голову, обхватывает губами сосок и кусает твердую вершинку. Без нежностей и заботы, грубо терзая ее. Алина извивается, вцепившись пальцами в его волосы, пытаясь отстраниться и одновременно с этим выгибаясь навстречу его рту. Боль и наслаждение смешались и поселились тугим комком внизу живота. Ей хотелось, чтобы это прекратилось. Ей хотелось, чтобы он не останавливался.

— Иван, — хнычет она, не в силах и двух слов связать. Иван ухмыляется, и Алина чувствует, как у нее закипает кровь. Руки чешутся врезать ему, стереть ухмылку с дурацкого, несправедливо симпатичного личика.

Алина кладет ладонь ему на шею и притягивает к себе, но не для поцелуя. Она зажимает зубами его нижнюю губу и сильно стискивает их, пока место укуса не начинает кровоточить. Алина слизывает горячую, соленую кровь, а когда она перестает идти, целует Ивана, глубоко, влажно.

Она не перестает извиваться, трется о его пах, заставляя сердцебита глухо стонать ей в рот. Под весом собственного тела она немного сползает вниз, руки Ивана крепче ее обхватывают и подбрасывают выше, не давая ей упасть. Из горла вырывается нервный смешок, когда Иван отталкивается от стены и несет ее к огромному столу в центре комнаты. Алина хочется запрокинуть голову и смеяться: Дарклинг отправил своего цепного пса следить за ней, докладывать о каждом ее шаге, и вот теперь они целуются, почти трахаются, и это все в нескольких метрах от спальни заклинателя