от «Тома Форда», куда мужчина сунул свой бумажник вскоре после того, как вытащил ленту презервативов, осмотрела его дрожащими руками. Черное кожаное творение «Боттега Венета». Мой рот приоткрылся, но я все еще не могла проглотить свои нервы.

Открыв бумажник, вытащила пачку наличных. Оказалось, что Незнакомец-младший был здесь не единственной толстой штуковиной. Я торопливо пересчитала наличность, и мои глаза вспыхнули.

Сто… двести… триста… шестьсот… восемьсот… Полторы тысячи.

«Спасибо тебе, Иисус».

Я практически слышала, как Иисус ругает меня: «Не благодари меня. Почти уверен, что «не укради» — одна из заповедей».

Вытащив телефон из сумки, я погуглила марку бумажника в руке. Оказалось, что он стоит чуть меньше семисот баксов. С камнем на сердце я начала вытаскивать из него пластиковые карты, даже не взглянув на них. Бумажник можно было продать, и, как оказалось, мою мораль тоже.

Внутренности скрутило от стыда, и я почувствовала, как лицо становится горячим. Незнакомец проснется и возненавидит меня, пожалеет о той минуте, когда подошел ко мне в баре. Меня не должно было это волновать. Завтра утром он уедет из Нью-Йорка, и я больше никогда его не увижу.

Как только его бумажник опустел, а все карточки и удостоверения были аккуратно разложены на тумбочке, я снова надела платье и ярко-розовые, хотя и покрытые коркой грязи, конверсы, и бросила на незнакомца последний взгляд.

Мужчина был совершенно голый, хотя пах был небрежно прикрыт простыней. С каждым вздохом шесть кубиков его пресса сжимались. Даже во сне незнакомец не выглядел уязвимым. Подобно греческому богу, он словно поднялся над восприимчивостью. Такие люди, как он, слишком самонадеянны, чтобы играть ими. И я рада, что скоро нас будет разделять океан.

Открыв дверь, схватилась за косяк.

— Прости, — прошептала я, целуя кончики пальцев и проводя ими по воздуху между нами.

Я подождала, пока выйду из отеля, прежде чем позволить пролиться первой слезинке.

Пятью часами ранее.

Я ввалилась в бар, буркнув бармену заказ на виски между шмыганьем носом и стряхиванием каплей дождя с длинных светло-русых волос.

Дернув за воротник своего черного платья, застонала в стакан, который парень пододвинул ко мне через стойку. Мои конверсы — сегодня утром я выбрала розовые с низким верхом, так как все еще была глупо оптимистична, когда выходила из дома — болтались в воздухе, в то время как мое тело ростом в 5 футов 2 дюйма (прим. 157 см) сидело на табурете. Наушники плотно заткнуты в уши, но я не хотела портить свой плейлист идеальных песен сегодняшним дерьмовым настроением. Если бы сейчас слушала песню, которая мне нравилась, то навсегда связала бы ее с этим днем, когда узнала, что Милтону все-таки нравится по-собачьи, но только не со мной.

Я попыталась внутренне подбодрить себя, глотая виски, которое не могла себе позволить, как воду.

Мое собеседование прошло ужасно плохо, но в любом случае сердце никогда не было настроено на работу в христианском журнале.

Милтон изменил мне. Но я всегда сомневалась в нем. Его улыбка всегда исчезала слишком быстро после того, как мы тусовались с моим отцом или встречались с кем-нибудь на улице. Его правая бровь всегда выгибалась, когда кто-то не соглашался с ним.

Что касается растущих медицинских счетов, я найду способ справиться с ними. У нас с папой была своя квартира в Бруклине. В худшем случае мы продадим дом или сдадим его в аренду. Кроме того, мне не нужны были обе почки.

Шмыгнула носом в свой напиток, когда запах кедра, шалфея и надвигающегося греха проник в мои ноздри. Я не потрудилась поднять голову, даже когда он сказал:

— Полупьяная и красивая: влажная мечта хищника.

У него был сильный французский акцент. Плавный и скрипучий. Но мой взгляд был прикован к янтарной жидкости, кружащейся в стакане. Сегодня я не в настроении для светской беседы. Обычно я была человеком, способным подружиться с кирпичом, но прямо сейчас могла пнуть парня по яйцам просто за то, что он дышит в мою сторону. Или в любом другом направлении, если уж на то пошло.

— Или худший кошмар похотливого мужчины, — ответила я. — Как следствие, я не заинтересована.

— Это ложь, а я не имею дел с лжецами, — сказал мужчина, перекатывая палочку для размешивания коктейлей между зубами у меня на периферии и стреляя в меня волчьей ухмылкой. — Но для тебя сделаю исключение.

— Дерзкий и самоуверенный? — Я мысленно ударила себя по лицу за то, что вообще ответила ему. У меня в ушах были наушники. Почему он вообще заговорил со мной? Это же был международный сигнал, чтобы меня оставили в покое. И неважно, что я на самом деле ничего не слушала, просто хотела оттолкнуть потенциальных собеседников. — Хорошо, что ты не сказал: «Эй, малышка, я слышал, что ты ищешь жеребца, и хоть у меня ЗППП, не прочь тебя трахнуть».

— Я так понимаю, что к тебе приставали крайне неискушенные мужчины. Тяжелый день? — Незнакомец стер оставшуюся часть расстояния между нами, и теперь я могла почувствовать тепло его тела, исходящее из-под сшитого на заказ костюма.

У меня было чувство, что, если я повернусь и посмотрю на него — действительно посмотрю, — он украдет дыхание из моих легких. Мое сердце, сердитое и раненое сегодняшним днем, глухо стучало в груди.

«Нам не нужны назойливые, непрошеные собеседники, Джуд».

Высокий, красивый француз сунул стодолларовую купюру бармену, стоявшему передо мной. Его взгляд ласкал мой профиль, когда он спросил:

— Сколько она выпила?

— Это уже второй, сэр, — коротко ответил бармен, вытирая деревянную поверхность перед собой влажной тряпкой.

— Принеси ей сэндвич.

— Мне не нужен сэндвич. — Я выдернула наушники из ушей и швырнула их на стойку, наконец, подняв взгляд и повернувшись на табурете, чтобы посмотреть на незнакомца.

Поистине колоссальная ошибка с моей стороны. Первые несколько секунд я даже не могла понять, что вижу. Он был великолепен на том уровне, на который большинство людей не было запрограммировано. Я говорю о совершенстве Криса Пайна, грандиозности Криса Хемсворта и очаровании Криса Прэтта. Он представлял собой угрозу тройного «К», и я ПРОПАЛА.

— Тебе придется съесть один. — Незнакомец даже не удостоил меня взглядом, бросив телефон на стойку. Он светился, как сумасшедший, от приходящих каждую минуту десятков электронных писем.

— Почему?

— Потому что я выше того, чтобы трахать пьяную девушку, а я бы очень хотел трахнуть тебя