Litvek: лучшие книги недели
Топ книга - Улисс [Джеймс Джойс] - читаем полностью в LitvekТоп книга - Теория поля [Леонид Дюк] - читаем полностью в LitvekТоп книга - Тот, кто ловит мотыльков [Елена Ивановна Михалкова] - читаем полностью в Litvek
Litvek - онлайн библиотека >> Борис Михайлович Рунин >> Биографии и Мемуары >> Записки случайно уцелевшего

Борис Рунин  Записки случайно уцелевшего

Об авторе

Борис Михайлович Рунин (Рубинштейн) родился 2 сентября 1912 года в селе Горожанка Орловской области в семье управляющего винокуренными заводами помещика Черносвитова. Детство провел в маленьких городках Винёве, Ефремове, Ельце. Он часто говорил молодым друзьям и родственникам: «Я еще помню городового» . В Москве окончил школу, а затем Литературный институт. Жил на Маросейке в доме тринадцать, где висит теперь известная многим мемориальная доска, установленная жильцами: «Всем, кто жил в этом доме, ушел и не вернулся. 1937-1953, 1941-1945». Одной из тех, кто не вернулся в этот дом, была его родная сестра Генриетта. Жена Сергея Седова, сына Льва Троцкого, она прошла семнадцать лет лагерей, оставив годовалую дочь на попечение пожилых родителей и брата. Вся жизнь Бориса Рунина прошла под дамокловым мечом этого родства.

После института Рунин писал критические статьи для «Нового мира» и «Литературной газеты», когда же началась война - ушел в ополчение вместе со многими московскими литераторами. Об этом - его повесть «Писательская рота», опубликованная в «Новом мире» к сорокалетию Победы. Чудом уцелев в 1941-м, Борис Рунин вырвался из окружения и прошел всю войну корреспондентом газеты Северо-Западного фронта. Вместе с ним в « писательском поезде » была его жена Анна Дмитриева. Именно она впоследствии познакомила русского читателя с Чингизом Айтматовым: «выудила» из «самотека» «Нового мира» подстрочник повести «Джамиля» и стала на долгие годы его переводчиком, редактором и советчиком.

Одной из самых известных послевоенных публикаций Рунина была статья «Молодые голоса» о «лейтенантской» поэзии Бориса Слуцкого, Давида Самойлова, Александра Межирова. Он много занимался психологией творчества, написав на эту тему ряд работ и книгу «Вечный поиск». Судьба свела его с прибалтийской прозой и поэзией, которым он посвятил много лет творческой жизни. Последние десятилетия он с головой окунулся в проблемы советского кинематографа, сотрудничая с журналом «Искусство кино». В самом конце жизни он закончил книгу «Мое окружение», которая вышла в издательстве «Возвращение» вскоре после его смерти. Близкими друзьями Бориса Михайловича были писатели, публицисты, критики Д. Данин, В. Кардин, А. Мац-кин, Е. Старикова, блистательные переводчики С. Апт, Р. Облонская, В. Рубер, кинокритики Е. Стишова и И. Халтурин, «писательские» врачи Б.М. Горелик, А.И. Бурштейн. Это была его среда - та «музыка во льду», как сказал когда-то о своей среде его самый любимый поэт Борис Пастернак.

«В России нужно жить долго». Борис Рунин умер уже в новой России, 9 июня 1994 года, не дожив года до 50-летия Победы.

В его доме всегда отмечались два праздника: 9 мая и 5 марта - день смерти тирана.

Память о Борисе Михайловиче - боевые награды, архив, библиотека - хранится в семье его сестры и племянника.

Вера Ефимовна Рубинштейн

МОЕ ОКРУЖЕНИЕ

                                                                                                                                                ...Партии Ленина - Сталина предан.

                                                                                                                                                Настроений не было...

                                                                                                                                               Непременная концовка каждой положи-

                                                                                                                                               тельной служебной характеристики, по

                                                                                                                                               едва ли не обязательной форме, принятой

                                                                                                                                               Политуправлением Волховского фронта

                                                                                                                                               (при награждении офицера или присвоении

                                                                                                                                                ему очередного звания).

1

Я пишу эти воспоминания на восемьдесят первом году своей жизни. Только теперь я стал мысленно оглядываться на прожитое и пережитое, уже не столько удивляясь тому, что уцелел, сколько стараясь зафиксировать те «нештатные» обстоятельства моего существования, которые как раз моему существованию решительно противостояли. Конечно, удивляюсь я и теперь - по всему раскладу фактов и событий, сопутствовавших моему прежнему бытию, мне, несомненно, полагался совсем иной «биографический сюжет», во всяком случае, менее протяженный во времени.

Однако почему-то вышло так, что вопреки множеству гибельных предпосылок я не пропал без вести на войне и не исчез бесследно в сталинском застенке, как мне полагалось по всем канонам тогдашней советской доли, а вот дожил до решающих перемен. И даже пытаюсь восстановить - в назидание потомкам, что ли? - хитросплетение обстоятельств, составивших в итоге мою участь. Что и говорить - наредкость благополучную, поразительно радужную участь. Ведь почти все мои товарищи по «писательскойроте» - была такая в Краснопресненской дивизии народного ополчения - за исключением сразу отозванных в военные газеты, где также многих подстерегала гибель, - полегли в октябрьских боях сорок первого года между Вязьмой и Ельней. (Подумать только - полвека назад!) А сколько моих друзей и знакомых, особенно среди литераторов, побывали или закончили свои дни в тюрьмах и лагерях!..

Я же, если и лежал однажды в полевом госпитале, то всего лишь по поводу малярии (осколочная царапина на ноге и легкая контузия - не в счет), а тюремным воздухом не дышал ни дня. Что же касается окружения, в которое я угодил в результате Вяземской катастрофы наших войск под Ельней и которое стало навсегда самым памятным фактом моей биографии, то мне все же посчастливилось через месяц из вражеского кольца вырваться. А кроме того, разве не в окружении провел я большую часть своей остальной жизни, и до и после войны, тоже постоянно подвергаясь опасности, подстерегавшей меня на каждом шагу.

Не стану скрывать, в прежние годы я порой