и отправилась с подносом к дверям.

Оказавшись в гостиной, женщина притормозила и сбавила шаг. Она бесшумно проскользнула по полу и вышла на крыльцо. Сосед, как большая бестолковая обезьянка, снова висел на вытянутой руке, обхватив колонну. Очки были направлены в сторону дверного проёма, в котором, стараясь не дышать, стояла Белла.

«Он меня не видит», – подумала она, чувствуя, как от напряжённых мышц постепенно тяжелеет поднос. Женщина осторожно присела на скамейку и поставила торт на колени. Парень продолжал молча «смотреть» в прежнюю точку.

«Жопой, что ли ты меня увидел в красном!»

Неожиданно справа с шорохом и глухим стуком приземлилось яблоко. Костя вздрогнул и обернулся на звук.

– Это всего лишь яблоко, – Белла продолжала неотрывно смотреть на соседа, который снова вздрогнул и теперь уже обернулся в её сторону. Улыбка, подпирающая очки, спала, вместо неё затемнел овал рта, через который парень шумно и быстро задышал.

– Эй… с тобой всё в порядке?

Белла со смесью отвращения и пробивающегося ужаса наблюдала, как сосед, прижавшись к колонне, часто и громко стонет. Он вывалил язык на нижнюю губу, добавляя своим стонам похотливой придурковатости. Когда он начал вскрикивать, подражая подслушанному где-то бурному оргазму, женщина не выдержала:

– Послушай-ка, иди отсюда! И не вздумай больше приходить! – она чуть было не сказала «дебил», но вовремя осеклась – в такие спорные моменты с такими спорными людьми лучше не позволять себе лишнего. Не скрывая отвращения (всё равно не увидит!), Белла схватилась кончиками пальцев за дутый рукав и потянула, отрывая гостя от своего дома.

– У тебя прекрасный дом и прекрасный муж! Я горжусь тобой, доченька! За тебя! – даже в его высоком, неуправляемом по громкости голосе сохранились тёплые, разморенные праздником, интонации матери Беллы. Всё ясно – парень не видел её в красном платье – он слышал о нём. Как и о доме с прекрасным мужем.

Белла отпустила рукав соседа и замерла в нерешительности. Обернулась на торт и подумала, что совершенно не представляет, за что же ей нужно извиняться.

– Костя, – она помолчала, подбирая слова, которые пролезут за барьер его логики и не вернутся покусанные и бессильные, – не вся территория за твоим домом… может быть доступна тебе для прогулок, – Белла снова взялась за рукав и потянула: пойдём, я провожу тебя до твоей калитки.

Парень не возражал. Он отцепился от колонны, вернул улыбку под очки и сделал пару шагов за соседкой.

Их остановило яблоко.

С шорохом пробираясь сквозь листья, с глухим двойным стуком на землю упала точка невозврата.

– Это всего лишь яблоко, – сказал дебил, идущий под конвоем, – продолжай, не останавливайся! Макс ещё не скоро…

И тут он снова застонал. Неожиданно сад замолчал, прислушиваясь к незваному гостю. Может, стих ветер, а, может, внимание женщины вывернуло на полную мощность каждый произносимый соседом звук. Он стонал, кричал и был счастлив, как когда-то дышавшая обманом и тайной Белла. И теперь эта визгливая пародия на её жизнь разлеталась над замолкшим садом, соседскими домами, долетала до карьера, падала в реку. Белла не двигалась с места, не пыталась заткнуть парня – она чувствовала, знала, как скоро он хрипловато выдохнет и замолчит. Упадёт на горячее, влажное плечо Сергея, ощущая, как успокаивается ускоренное сексом и страхом сердце.

Дурак, действительно, замолчал, будто повинуясь воспоминанию Беллы, в котором стук яблока переходил в стук испуганного сердца и умножал до боли в груди это бесконечное падение.

«Нож на подлокотнике кресла». Эта мысль промелькнула как безотчетное, но сильное желание защищаться. «Что дальше? Я уже думаю о ноже… Этот урод должен свалить. Свалить с гарантией, что будет молчать и больше не сунется сюда».

Но, судя по выражению лица урода, он не мог дать гарантии даже на то, что не промахнется задницей мимо толчка. Просить его о молчании – всё равно, что просить младенца не кричать по ночам. В любом случае разбудит…

– Ты умный парень, Костя! А умные парни так себя не ведут, они не кричат, не прячутся в чужих садах. Они не меш…, – тут Белла осеклась, будто находилась в прямом эфире и испугалась, что неверно понятая фраза может стоить ей репутации перед многотысячной аудиторией. С нарастающим ужасом она увидела, как эта мнимая, безликая толпа обретает знакомые черты: влюбленный взгляд мужа сменится презрением, спокойная улыбка матери потухнет на поджатых губах, отчужденность и непонимание будут читаться в лицах настоящих друзей, злорадство и победа – в лицах массовки. И всё из-за того, что закричал младенец. Неугомонный, переросший ущербный разум таким же ущербным телом.

– Я обещала проводить тебя домой, дружок.

Белла осторожно приобняла соседа за плечи и медленно развернула вправо. Затем сделала с ним полный круг:

– Как же ты умудрился здесь пройти, бедняга? Я вчера уронила шампанское – здесь столько стекла, – женщина, не отпуская парня, бесшумно переступила по чистым плиткам, – сейчас я уведу тебя отсюда.

Она снова развернула гостя немного вправо и, позволив ему сделать пару шагов за собой, остановила, резко дернув влево:

– Осторожно! Подними ногу повыше и перешагни – здесь самый крупный осколок.

«Он потерял ориентацию», – поняла Белла, наблюдая, как сосед собирается идти в противоположную от калитки сторону. Тропинка за их райским садом не заканчивалась, а так же уверенно и ровно огибала дом и вела к отвесному обрыву, откуда открывался живописный вид на реку.

– Пойдем, Костя! – женщина взяла паренька за влажную, мягкую ладонь и дала себе одну секунду, чтобы понять. Она держит руку живого тёплого человека. Именно тёплого, прогретого полуденным жаром, дышащего, вспотевшего. Доверчивого. С огромной дырой в недоразвитой башке, которая способна засосать всю привычную налаженную жизнь его соседки.

«Но ведь эта дыра может погубить и его самого. Он же всю жизнь ходит, как по краю пропасти. Он же идиот!»

Первые шаги Беллы в выбранном направлении были уверенными. Она свернула за дом, будто ведя за собой послушного теленка. Здесь начиналась её территория – излюбленное место беспечной и удачливой. И трон в окружении луговых цветов – садовые качели, на которых она иногда забывала кофейную чашку.

От качелей до обрыва оставалось не больше десяти метров. Неожиданно дурак остановился, превратившись в неподъёмную ношу и заявил:

– Через пятнадцать шагов калитка. Моя. Я считал и знаю. Я дойду.

Белла отпустила горячую, мокрую ладонь – её руки тоже вспотели.

С удивлением и отвращением она