Глава 1

Ночь Святого Сильвестра выдалась холодной и снежной. Отец Александр с трудом отслужил ночную мессу, ибо в костёле было так холодно, что от каждого слова ксендза шёл пар, а пальцы его рук занемели настолько, что норовили вот-вот выронить чашу с Телом и Кровью Христа.

После службы он пошёл греться у камина в монастыре, что находился неподалёку от костёла. Сестра Моника вежливо преподнесла священнику постную еду, чтобы тот смог как можно скорее согреться.

Этой пожилой монашке было безумно жаль Александра. Совсем молодой, красивый юноша, отказавшийся от всех соблазнов и благ жизни, только-только стал настоящим священником, а его уже отправили служить в забытую даже самим Богом деревушку. Монашка испытывала к нему материнскую любовь и жалость, потому всячески пыталась сделать пребывание священника в этом месте как можно более уютным и комфортным, делая незначительные милости.

Как сейчас, например. Несмотря на боль в руках, на треснувшие от холода мозоли, женщина приготовила юноше трапезу и принесла её на маленьком деревянном блюдечке.

Отец Александр молча принял такой знак внимания и, кивнув в благодарность, начал медленно жевать пищу:

– С вашим прибытием пришли и холода. Такого ранее не было, – усмехнулась сестра Моника.

– Надеюсь, что и лето не подведёт. Раз уж пришла настоящая зима, так пусть и лето будет настоящим, – поддержал робкую беседу отец Александр.

– Лето, обычно, у нас хорошее, жаркое, но в костёле всегда прохладно.

– Значит надо обзавестись парочкой летних перчаток, – усмехнулся юноша и посмотрел на свои красные руки. Только сейчас, почти закончив есть, он смог немного ими пошевелить и при этом не чувствовать боли. Сестра Моника отвернулась.

– Что вы ищете? – поинтересовался отец Александр.

– Надо было раньше подарить их вам, но было ещё рано. Теперь Святой Сильвестр уже наступил, значит пора дарить по традиции подарки, – сестра Моника достала из кармана своей монашеской одежды пару перчаток.

– О, сестра Моника, вы так добры! Я тоже для вас кое-что припрятал, – улыбнулся отец Александр. Он достал из кармана своей сутаны крестик с бусинами. – Я помню, как вы горевали, что вас ружанец рассыпался от старости.

– О, отец Александр, спасибо! – глаза сестры Моники наполнились благодарственными слезами.

– Что ж, подарками обменялись, пора бы и спать идти. Ранком (утром) поздравим остальных, – предложил священник. Сестра Моника утвердительно кивнула.

Только отец Александр начал помогать вставать сестре Монике, как к ним влетел мужичок в лаптях, худенькой дублёнке с шапкой наперекос. Лицо его было красным от мороза, а пышные некогда усы свисали мокрыми нитями от прилипшего снега, нелепо обрамляя рот:

– Отче, вы тут! Скорее! Скорее! Вы нужны! – задыхаясь выпалил мужичок.

– Что случилось? Присядьте! – предложил отец Александр.

– Некогда! – махнул рукой мужичок. – Вы нужны! Там-та панночка ждёт! Панночка ждёт!

– А что с ней? – удивилась сестра Моника.

– Та помирает!

– Как?! – ахнула старушка.

– Да так-то! Чевой-то захворала. Пять дней встать не может. Чует, смерть близка. Сегодня совсем худо стало. Чует, что смерть приближается к ней. Исповедаться хочет.

– Всё так плохо? – спросил священник.

– Совсем худа. Горше стало сейчас.

– Конечно едем! – отец Александр схватил перчатки сестры Моники и побежал к двери.

…

Снежная буря разыгралась не на шутку. Отец Александр думал, что они двигаются по кругу. Тьма, снег, хвосты коней, где-то мелькающие огоньки – всё, что священник видел. Как мужичок управлял конями, да ещё лупил их хлыстом, призывая «Едрёну Мать» и извиняясь перед священником, отец Александр не понимал:

– Добрались! Добрались! Хоть бы ещё не померла! Матушка наша, панночка! Святой будет наша мученица! – надрывался мужичок, крича сквозь свист ветра.

Священник увидел, что они приближаются к деревеньке. У ворот стояли люди с факелами и махали руками. Люди что-то кричали, но расслышать что, было попросту невозможно. Мужичок натянул на себя вожжи, прорычав «Пррру», и измотанные лошади остановились, повозка с мужичком и священником свалилась набок. Люди подбежали к повозке и принялись доставать сильно припорошенного мужичка и священника:

– Жива ещё? – спросил отец Александр.

– Да, успели! – благоговейно ответил пожилой крестьянин, поднимая священника. – Может исповедь излечит, да хоть бы легше стало родименькой нашей.

Поднявшись, священник стряхнул с себя снег и побежал в ту сторону, куда его чуть не понесли люди. Женщины плакали и умоляли юношу спасти их панночку, «голубушку».

…

У поместья отца Александра встретил сам граф. Несмотря на суровый вид, было понятно, что он нервничает. Граф молча повёл его к спальне своей жены и, остановившись у самой двери, повернулся к священнику и сказал:

– Если пойдут какие-нибудь грязные слухи о вашей исповеди, я сдеру твою шкуру. Уж поверь мне, я в этом мастер. Не знаю, что она хочет тебе такого поведать, но только попробуй кому-то это рассказать.

– Всё, что говорится на исповеди, не выходит дальше уст священника и грешника.

– Я прослежу за этим.

Отец Александр знал, что шутить с графом не стоит. Это был человек неслыханной жестокости, в отличие от его жены, которую люди звали ласково «панночка» за доброту и ласку к крестьянам, спасавшая не раз жизни людей от жестко карающей руки графа. Её хворь действительно многих опечалила.

Войдя в комнату, священнику стало дурно – смрадный запах был очень сильным. Отец Александр подошёл к кровати, на которой лежала панночка. Девчушка, стоящая у изголовья кровати, поила чем-то хворавшую. Панночка стонала. Незнакомка обратила лицо на священника:

– Это уймёт на время боль. Она хочет выговориться, – пояснила девчушка. Затем она снова обратила взор на панночку и увидела темное пятно на одеяле женщины. – Надо бы сменить одеяло.

– Не надо, – слабо просипела женщина, но девчушка уже отдёрнула одеяло. Новой волной накатил запах гнили – лоно женщины полностью сгнило. На секунду священник охватил ужас от увиденного, мысли роились в голове: «Бедная! Какие муки она испытывает! Женщина гниёт заживо, но что стало причиной гниения? Неужели чума? Но ведь это было двести лет тому назад. И почему тогда никто больше не болеет? Почему девчушка не боится ухаживать за ней?»

– Ну вот, теперь могу идти, – бодро сказала девчушка, укрыв женщину новым одеялом. Она быстро ушла, тихонько прикрыв за собой дверь.

– Что бы я делала без своей травницы? Она всё знает обо мне, – голос панночки стал бодрее. Она даже сделала попытку улыбнуться. Но это выглядело так, будто её желтая кожа просто сморщилась в