Андрей Говера Тайна девятой планеты

Она умерла внезапно. Просто уснула и больше не просыпалась. Казалось будто в тишине рассвета кто-то подошел со спины и нажал кнопку выключения, как выключаются когда-то в каждой семье навсегда старый ламповый выцветший телевизор.

Елена Эдуардовна Семенюк казалась своей дочке не умолкающей, задорной и интересной женщиной. Энергия била из нее не ключом, а исландским гейзером, обжигая теплотой детские полные любопытства сердечки. Её дочка Катенька пыталась повторять за мамой практически все: реакции, танцы, манеру речи, запоминала её шутки – внимала и впитывала её всю, как губка. Она любила мать и хотела быть во всем на нее похожей. Вот и выросла её маленькая копия, но совершенно не похожа внешне, но разве это важно?

Ничто не предвещало беды.

День как день. Точно такой же серый день, как и все остальные в их небольшом поселении где-то на краю мира. Пейзаж за окном не меняется много лет. Жители настолько привыкли жить в подобных обстоятельствах тотального постоянства, что свыклись с тем, что завтра будет очень напоминать сегодня, и лишь детский смех и вопросы будут студеную скуку дня наполнять жизнью. Смиренность. Блаж. Тишина. Поселение состояло из нескольких улицу, перпендикулярных друг другу: 4 на 4 – ровная сетка. Между домами, часть из которых повалилась на бок или разобрана, ветвились низкорослые растения, мелкая трава. Редкие березы и сосны, выросшие в местах, никак не украшающих общий фон, стояли накренясь, поломанные, побитые то ли жизнью, то ли собственной тяжестью. Дорог между домов не было, так как не было никакого транспорта никогда, лишь протоптанные маленькими ступнями и чуть побольше тропинки составлялись транспортную сеть поселения. Если бы пролетающий на аэроплане пилот взглянул на эти дорожки сверху, то они ему, вероятно, напомнили о мужских рабочих руках, где жилами отрисована боль и усталость человека. И жизнь в этом поселении очень много лет текла ровно так, как кровь течет по венам, артериям и капиллярам, пока вся эта система не дала сбой. Тромб разочарования и запущенности оторвался и начал перекатываться по улицам, биться в окна домов, приглашая их за собой станцевать танец смерти.

События последних лет развенчивали укоренивший миф местных аборигенов о том, что поселение – это рай на Земле. Да и должен ли рай быть на Земле?

Еще днем Елена Эдуардовна Кате прочитала длиннющую, но захватывающую с придыханием и трепетом лекцию о Древнем Египте. Она всегда так проводила свои уроки, никогда не опускала голову, даже если всё вокруг заставляло её рыдать. Закончив свой монолог, Елена задала, как обычно, домашнее задание своему единственному уже ученику: сделать конспект, подготовить реферат о Нифертити – всё по классической схеме, к которой за годы привыкли все.

Вообще, мама Кати, девочки любознательной и подвижной, постоянно делилась с девочкой какими-то интересными фактами, которые проверить никто никогда бы не смог, но все верили и знали, что ЕВ врать не будет. Почему-то и сама Елена Эдуардовна считала пренепременно, что передача знаний – важнейшая задача при сложившейся в мире вокруг ситуации.

О мире вокруг все жители поселения могли только догадываться. Однако согласно последним зафиксированным данным они привыкли верить. Опасность повсюду, за всеми пределами.

В небольшой деревеньке, а именно такой статус они сами присвоили своему поселению, изолированному от всего живого мира, из шестнадцати домов осталось в пригодном состоянии всего лишь два не поваленных временем дома. В одном из них жила Катя и Елена Эдуардовна.

Когда случилась беда, у Кати особо не было выбора, к кому идти за помощью, когда она обнаружила скукожившееся, но зависшее в нежной утонченной позе тело матери. Она приняла такую позу, которую принимали балерины, отыгрывающие роль умирающих лебедей.

Это покажется странным, но Елена Эдуардовна дочь готовила к своей смерти последние лет 5. Она объясняла девочке смерть как закономерный финал жизненного пути. Женщина приготовила малышку и к тому, что рано или поздно и сама Катя уйдет из этой жизни, может быть, совсем скоро, никто не знает. Одного у себя в голове не могла уложить Катя, почему перед смертью именно о Нифертити должна была разузнать она, но обещала сама себе, что последнее домашнее задание обязательно выполнит.

Елена Эдуардовна наказала дочери еще несколько лет назад, что как только смерть придет за матерью и неминуемый исход произойдет, Катя немедленно должна будет пойти в соседний дом, что стоял в трехстах метрах от них. Других жилых больше и не осталось. Только в этом доме живет человек, который поможет провести необходимые манипуляции с телом матери. Только он знает, как, для чего и зачем это нужно.

Пятнадцатилетняя Катя была довольно высокой девочкой несмотря на скромный возраст. Пшеничные неухоженные пряди цвета вечно ссыхающейся за окном травы свисали почти до поясницы. Она не собирала их в косу, не делала с ними ничего. Волосы падали на глаза, губы невольно в разговорах зажевывали их, одним словом, растительность на голове мешала, но в этом был какой-то юношеский шарм блондинки.

Саму девочку это мало волновало. Зеленые глаза на фоне почти рыжих выбеленных волос напоминали изумруды. В народе бы сказали – ведьма. Удивительно смуглая при этом кожа цвета спелого киви на фоне светлых волос и дивного цвета радужки превращала юную леди в поразительной красоты творение матери-природы. Пальцы Кати были тонкими и длинным. «Как у пианистки», – говорили те, кто знал, как выглядит пианино и, собственно, пианисты, кто помнил и зарисовывал для будущих поколений, как они выглядит. Видеозаписей выступлений в поселении не было. О мире За рассказывали на пальцах, а каждый урок превращался в игру «Крокодил». Любая информация, даже сложно объяснимая нужна. «Пригодится», – говорили они. Молодняк на такие доводы спокойно поддакивал и кивал головой. Со старшими спорить в деревне было не принято.

Однако кое-что Катю отличало от всех остальных, живших в поселении, по крайней мере первое время. Так вышло, что одна нога Кати была чуть длиннее другой с самого рождения, поэтому при ходьбе они сбивчиво хромала так, будто взбивает одной ногой виноград, спрятанный зачем-то в ботинке. Нюансов она не знала, как и другой жизни, поэтому никогда не жаловалась, да и вскоре жаловаться стало просто некому и не на кого. Единственный случай в жизни, когда ей обернулся боком её недуг случился в возрасте пяти лет. Когда с другими ребятами Катя бегала по тропинкам между домов, играя в ляпы, запнулась о торчащий из земли огромный болт, а грудью упала на