медвежонку, которого подобрал на месте незаконной охоты и додержит у себя до отправки в зоопарк. После этого Шыкалов пожелал посмотреть, как содержится медвежонок, и Павлу пришлось везти его к себе домой. Жена Анюта приглашала к столу, но Шыкалов от обеда отказался.

Потом, летом, Шыкалов иногда будет заезжать к Павлу домой. Он с охотой играл с Потапычем, привозил ему сладости, удивлялся терпимости Белки и Бойко к медведю.

— Так чего же вы хотите, — объяснял Павел. — Из одной чашки с Потапычем едят. Белка — так та и спит с ним. Да от него и медведем не пахнет, скорее коровой, вон сколько молока выдувает за день…

— Злобность твои собаки теряют, на медведя уже не пойдут. Дисквалифицировались, так сказать, — твердил Шыкалов. — Испортил ты собак…

— Не-е-е, — не верил, да и не мог поверить Павел. — Потапыч — это одно, а дикие медведи — другое. У собаки тоже разум не зазря имеется… Голос Шыкалова прервал воспоминания Павла:

— Товарищи участники испытаний, может быть, кто-нибудь из вас, надеясь на свою собаку, без очереди выйдет к медведю?

Мужики заинтересованно загомонили. У машин тоже наметилось движение, и вот к судейскому столу вышел невысокий мужчина, около ноги его плелась лайка. Была она серой масти, с белым воротником. Далеко высунутый язык часто подергивался. Павел видел, что Шыкалов о чем-то спрашивал подошедшего, рылся в бумагах…

А в это время среди мужиков множились шутки:

— Эта медведя съест…

— Да куды ей, сама лапы еле-еле переставляет…

— Надоела ей вся эта волокита, с утра на жаре, вот и плетется еле-еле…

— Такие-то и ненасытные…

— На один зубок ей Потапыч… Счас, как пинанет… Вспыхивал смех, а Павел вдруг почувствовал скрытую силу собаки и замер в беспокойном ожидании.

Наконец все формальности были соблюдены, и Шыкалов прокричал:

— Лайка Боня. Владелец Ситников. Ситников отстегнул поводок, снял ошейник.

— Вперед! — скомандовал он и указал рукой в сторону изнывающего от жары и безделья Потапыча.

Вмиг вся вялость у собаки исчезла. Она подобралась, встопорщила шерсть на загривке и молча бросилась вперед. Обежала вокруг медведя, потом скакнула к нему вплотную и тут же отскочила. Никто не заметил, когда она рванула Потапыча, но тот вдруг отчаянно ойкнул и завертелся на месте.

Павел знал — такой же стремительный укус и у его Белки.

Собака рванула медведя еще раз, еще… И только потом залаяла. Голос ее был хриплым от сдерживаемой ярости.

Потапыч только теперь стал понимать, что собака с ним не играет. Боль беспокоила его, и он быстро завертелся вокруг столба, наматывая на него цепь, тем самым еще больше ограничивая свою свободу передвижения. Собака увертывалась от его неуклюжих взмахов и рвала его, рвала…

И Потапыч перепугался. Он сел, прикрывая лапами искусанный зад, и жалобно взревел.

Посадив медведя, собака отошла шагов на пять и стала лаем подзывать хозяина. Тот подошел к ней, чтобы забрать. Но собака по всем правилам стала разворачивать медведя к нему спиной. Хозяин звал ее и ласково, и строго — ничего не помогало. Собака держалась перед мордой медведя, разворачивала его, подставляя охотнику под выстрел бок или спину зверя.

Тогда притащили длинную жердь с проволочной петлей на конце и набросили на заднюю лапу собаки. Та, не понимая, почему ее оттаскивают от добычи, рвалась и скулила.

Через некоторое время Шыкалов объявил, что лайка Броня прошла испытания с оценкой «хорошо». И стал объяснять, почему снижена оценка. Объяснял долго, путано.

Павел ничего не понял, а Василий подытожил зло:

— Не свой, значит, Ситников — не блатной. Потому пять и не поставили… Следующая собака на медведя не пошла. Испугавшись, она так и не сдвинулась с места, несмотря на уговоры, приказы и даже пинки. А вот после нее оказались собаки одна другой смелее. Зачуяв свежую звериную кровь, некоторые из них чуть помедлив, а большинство прямо с ходу бросались на медведя. И бедный Потапыч уже не отбивался, не рычал, лишь жалобно стонал, стараясь хоть как-то уберечься от укусов.

Павлу казалось, что Потапыч ищет его глазами в толпе, знает, что он здесь, молит о пощаде. Уйти не было сил. И Павел прятался за спины людей. «Лучше бы я его застрелил тогда, на дереве…»

Беда случилась неожиданно. Видно было сразу, что собака тяжеловата, сильно раскормлена. Но, наверное, хозяину очень хотелось получить диплом… Собака смело бросилась на медведя, посадила его по всем правилам, но задохнулась, подавая голос, заперхалась. И Потапыч, воспользовавшись этим, легонько провел лапой по боку собаки, отчего та, отлетела метра на три и забилась в предсмертных конвульсиях.

Пока оттаскивали собаку, пока утешали владельца, Потапыч спешно рыл яму. Владелец погибшей собаки стоял у судейского стола и требовал какую-то компенсацию.

Но Шыкалов положил этому конец, громогласно заявив:

— Испытания есть испытания. Обстановка, приближенная к боевой. Идет отбор лучших собак, и жалости нет места. Не мешайте работать…

«Да! — подумал Павел, — безжалостный ты человек, Шыкалов. Не знал я этого.»

…Сегодня утром Шыкалов подъехал к дому Павла на «Волге», следом подошла грузовая машина с клеткой.

— Прощайтесь со своим питомцем, — веселым тоном сказал он. — Надоело, поди, с ним возиться?

— Нет, — сказала Анюта, торопясь собирать на стол. — Почему надоест? Смирный он, да и привыкли мы.

Конечно, к Потапычу они привыкли, но и держать такого большого зверя накладно, три поросенка вместо него запросто выкормишь. А еще побаиваться стал Павел, как бы чего не вышло. Намедни Потапыч тронул лапой проходившего мимо телка, так у того задние ноги совсем отнялись. Пришлось прирезать. Хорошо, хоть крови не попробовал медведь, а то бы беда.

Не знает об этом Анюта, взял вину Павел на себя:

— В огород полез, паршивец, я его и стукнул лопатой. Думал легонько, а оно вишь как вышло… Не рассчитал… — объяснял он жене, пряча глаза.

На Потапыча надели ошейник, цепь. Спустили доски из кузова на землю. Павел занес ведро с едой в клетку, позвал Потапыча — и тот, довольно урча, залез в клетку сам.

— Вот и отлично, — порадовался Шыкалов. — Я думал, сложнее будет.

Спасибо вам большущее за медведя. Вот грамота. Да-да! Заслужили. И вот, распишитесь здесь. Сумма небольшая — так сказать, за корм, уход… Немного погодя к Павлу зашел сосед Василий.

— Сколько он тебе отвалил? — спросил.

— Шестьдесят рублей…

— Не расщедрился. Говорил я тебе, дураку, мясом нужно было сдать. В ресторан. Там бы тебе деньги настоящие дали! А всем бы сказал — сдох Потапыч. Может, поел чего, а может, так — хвороба напала…

— Всем — это