— Появится. Даже если он не хотел получить от меня помощь в переходе, он появится, чтобы уставиться на тебя рыбьими глазами.
Она удивилась.
— Он смотрит на меня рыбьими глазами?
— Думаю, он в тебя влюбился.
— Это немного странно.
— Несмотря на другие его недостатки, при жизни он всегда был джентльменом. Он не материализуется в твоей ванной и не будет смотреть на тебя голую в душе или что-то подобное. В любом случае, думаю, я рад, что он мёртв, и поэтому мне не придётся соперничать с ним.
— Если бы он был жив, ему было бы где-то шестьдесят пять. Тебе в четыре раза меньше, вряд ли он составил бы тебе сильную конкуренцию.
— Хотелось бы, чтобы ты сказала какую-либо, а не сильную.
Она улыбнулась и ущипнула меня за щёку.
— Да, мой сладкий сковородочный мальчик, уверена, что хотелось бы.
Мы проследовали по измасленной дороге через лес не более двадцати футов или около, перед тем как вышли из покрова его деревьев. Я хотел обойти дом, оставаясь в лесу, чтобы разведать его под каждым углом перед тем, как решиться подойти.
Это была весенняя Мохаве, день был жарким, воздух абсолютно сухим и абсолютно неподвижным. Опавшие листья хрустели под ногами, и лишь изредка очередная испуганная птица, взлетая сквозь ветки, махала крыльями над головой.
Я чувствовал, что за мной кто-то наблюдает, но это ничего не значило. Из-за паранормальных способностей, так как мне приходилось прокладывать свой путь через мир живых и мёртвых, я иногда чувствовал, будто нахожусь под наблюдением вражеского присутствия, хотя на самом деле это было не так.
Сторми прошептала:
— Я чувствую, что за нами наблюдают.
Чтобы уберечь её от страха слежки со стороны злых и невидимых врагов, я сказал:
— Остерегайся гремучих змей.
Глава 3
Дом не был похож на место, где Норман Бейтс[6], надев одежду своей матери и затачивая ножи, убивал женщин в семейном мотеле. Не был он построен и из имбирных пряников и леденцов для приманки доверчивых детей в дом лесной ведьмы, чтобы потом зажарить их в печи[7].
Простое двухэтажное здание было недавно покрашено белой краской со светло-жёлтой отделкой. На переднем крыльце — качели; мужские папоротники, свешивающиеся с латунных цепей. Пара кресел-качалок из гнутого дерева на заднем крыльце. Убранство зелёного газона состояло из купальни для птиц, четырёх керамических садовых гномов, сидящих за столом, которым им служил огромный керамический гриб, полудюжины кроликов из пастельно-голубого литого бетона в четыре или пять раз больше натуральной величины и туманно-голубой тачки, используемой в качестве кашпо, переполненного вьющейся геранью, усыпанной алыми цветами.
Если бы это был День благодарения[8], я ожидал бы увидеть бабушку Нормана Роквелла[9], стоящую у парадной двери в длинном переднике, надетом поверх хлопчатобумажного платья, с мазком муки на одной щеке, машущую пришедшим внукам.
Издалека из тени тополей Сторми сказала:
— Жутко.
— Мегажутко, — согласился я.
— Голубые кролики? Предполагается, что они — результат воздействия ядерных отходов?
— Кролики-годзиллы, — ответил я.
— А гномы играют в покер?
— Думаю, они пьют чай.
Не забывая о змеях, мы продолжили двигаться сквозь деревья, пока не увидели ступеньки заднего крыльца, ведущие к открытой двери на кухню.
Сторми произнесла:
— Кто-то лежит в дверном проёме.
Я прищурился и ответил:
— Возможно, мёртвый человек.
— Какой мёртвый человек?
— Вероятно, мёртвый парень с мясницким-тесаком-в-шее.
Она снова попыталась воспользоваться сотовым телефоном, но как и прежде, сеть здесь была недоступна.
— Я передумала. Голубые кролики и теперь труп. Давай отъедем куда-нибудь, где работает телефон и позвоним оттуда шефу Портеру.
Когда холодок пробежался по моей спине вверх и застрял в волосах на затылке, я сказал:
— Слишком поздно.
— Это не тупой ужастик, странный ты мой. Никогда не поздно сделать умную вещь.
— Кому-то внутри нужна помощь прямо сейчас. Нельзя терять время.
— Откуда ты знаешь?
— Интуиция.
— Правда? Ну, моя интуиция говорит, что мы должны убираться отсюда сию же минуту или получим мясницкий тесак в шею.
— Когда я говорю интуиция, — напомнил я ей, — я имею в виду шестое чувство. У меня не такая интуиция, как у тебя. Она не подводит.
— Я втюрилась в повара, — сказала она, — а оказалось, что встречаюсь с ясновидящим.
— Ясновидящий — неправильное слово.
— А есть ли подходящее для тебя слово?
— Возможно, нет, — признал я.
Портьеры и шторы закрывали почти все окна, и дом был тих, словно будто покинутый.
— Она умрёт, если мы не войдём прямо сейчас, — сказал я.
— Кто?
— Я не знаю, кто, как и почему, но знаю, что у нас почти нет времени, чтобы её спасти.
Берёт смелость города или нет, мы пересекли газон и при этом удержались от того, чтобы бросаться от одного укрытия к другому. Четыре гнома вокруг керамической поганки не играли в покер и не пили чай. Каждый из них держал по кружке пива, и, судя по выражению их лиц, единственной причиной их собрания было напиться до чёртиков.
Лежащий в проходе между крыльцом и кухней оказался сорокалетним мужчиной с бритой головой и широкими голубыми глазами, тот же человек, чей страдающий дух привёл нас в это место. Тесак перерубил ему сонную артерию, и он истёк кровью на полу крыльца так недавно, что пролившаяся кровь ещё не покрылась коркой.
Чтобы не оставлять следы крови в доме, мне со Сторми пришлось наступить на спину умершего мужчины, а затем между его расставленных ног. Я не поклонник ковров из медвежьей шкуры, но по крайней мере у них удаляют все деликатные части тела прежде, чем постелить на пол. Из разорванной гортани доносились неприятные хлюпающие звуки, которые, как мне показалось, были закономерными.
На кухне Сторми выставила свою дубинку из нержавейки ища, какой бы череп ей раскрошить, а я схватил скалку, которая лежала на раскатанном тесте