ладони трогали её тело прямо за голую кожу – спины, плеч и бёдер.

(Ничё девка, только, по мне, худая будет…)

(Наверное, подмышки бреет, городские – они все так делают…)

Дощатый потолок, весь в паутине и каких-то белёсых пятнах, тошнотворно закачался. Ольгу на одеяле вынесли наружу, под струи стихающего дождя. Дядя Вова заботливо раскрыл над лицом племянницы зонтик, не давая воде попадать на голову и грудь. Тошнотное ощущение вдруг усилилось, зонт завертелся вокруг своей оси… и Ольга второй раз пришла в себя лишь минут через десять, уже в доме, возле натопленной печи. И это было почти счастье – она только сейчас поняла, насколько продрогла, валяясь без сознания под сентябрьским ливнем.

На плите закипал приличных размеров чайник и грелся большой чан – видимо, с водой.

– Раздевайся, – скомандовала тётя Вера, – одежду твою я постираю и высушу.

– Да стирать-то зачем?.. – деликатно начала капризничать Ольга.

– Ладно тебе, скидай уже, говорю. Володя баню затопил…

Ольга, не споря, сняла жилетку и принялась стягивать липкое платье, которое словно присосалось к коже, не желая сползать с тела. Конечно, и лифчик с трусиками промокли насквозь, пришлось снять и их. У Ольги хватило ума поехать в деревню в простом белом бельишке, недорогом и самом практичном, если уж на то пошло. Тётя Вера тут же бросила племяннице махровое полотенце, которым Ольга принялась растирать покрасневшую кожу, всю в мурашках. Немолодая родственница поглядела на неё, наверняка отметила полное отсутствие волос на теле, татуировку в виде разноцветной бабочки чуть левее и ниже пупка… Но промолчала. И то ладно, подумала Ольга – ещё не хватало новых голосов в голове, обсуждающих её внешность и гадающих на предмет её чувственности. Пугающих голосов, да. Откуда они появились?

Но голоса ушли. Наверное, удар молнии, попавший в столб, находившийся чуть не в метре от неё, всё-таки зацепил её своим импульсом. Хорошо вообще, что после этого она хотя бы что-то слышать может… И не только в своём воображении.

– … Выпей ещё чаю, Олюшка, – тётя Вера вновь наполнила чашку горячим напитком; не столько чаем, сколько отваром из душистых трав, Ольге неведомых. Точилова, прямо сейчас побывавшая в настоящей деревенской бане, взяла чашку, сделала неспешный глоток, присаживаясь у плиты. Хорошо! Тепло травяного чая, опускаясь в живот, словно бы смешалось с теплом печки, обволакивающим тело снаружи. Полотенце стало ощущаться более грубым, чем оно было на самом деле. Неожиданно начало клонить в сон. Вот незадача! Она же не спать сюда приехала…

– Вопрос у меня к вам, тётя Вера, – сказала Ольга, грея пальцы о фарфор чашки.

– Какой же, Олюшка?

Вопрос был из таких, что по телефону не решаются. Именно поэтому Ольга приехала на переговоры.

– Я хочу уехать отсюда. В смысле, из города. В другой регион. Врачи говорят, что здешний климат для меня очень вреден. Для этого мне нужно реализовать жильё… Тётя Вера, продайте мне вашу долю. Квартира маленькая, однокомнатная… первый этаж… «хрущ»… нам её всё равно не разделить.

Ольга ещё вчера подбирала, как ей казалось, необходимые слова для грядущей беседы относительно квартиры покойной матери, и полагала, что сможет построить разговор в нужном русле и выдержать его в верном тоне: одновременно твёрдо и при этом дипломатически корректно. Но её рот неожиданно выдал совсем другие слова, и тётушка даже несколько секунд молчала, сжав губы в ниточку.

– Понимаешь, Олюшка, – мягко заговорила она. – Я не думаю, что эта идея понравилась бы твоей маме, которая неслучайно отдала часть квартиры мне. Я ведь тоже ей была не чужая, как-никак сестра же… Мы даже думали о том, чтобы дать тебе возможность переехать сюда, поближе к природе… И подальше от городского смога.

Походило на то, что Ольга взяла неверный тон. Она могла бы сейчас сказать насчёт здешней природы и насчёт того, что от неё тут осталось. После многолетней хищнической вырубки лесов по всей территории области большинство озёр высохло, а ураганы, о которых в прежние времена в этих краях слыхом не слыхивали, стали разносить по округе всё то, что годами копилось на дне тех озёр. Промышленные отходы, удобрения с полей… Ещё неизвестно, где теперь экология хуже – в городе или районах.

Но об этом Ольга сочла за лучшее промолчать.

– Когда пять лет назад Маше сказали про её диагноз… Ты ещё училась в то время… Конечно, ей хотелось, чтобы ты по окончании учёбы не мыкалась по съёмным комнатам и всё такое…

Казалось, что тётя Вера тоже произносит не совсем то, что именно она хотела бы сказать. И вдруг в голове Ольги будто что-то вспыхнуло, и словно от макушки внутрь мозга посыпались слова, почти лишённые интонации и голосовой окраски, но их смысл был понятен и ярок в своей жестокой прямоте:

(Ах ты, шалава, чего захотела – хапнуть всю квартиру и свалить отсюда… на кой чёрт мне эти деньги за долю – что я смогу купить на них в городе?.. Толю, Толечку моего нужно срочно отсюда вывозить, а то он тут с этими бандитами связался… не дай бог, натворит чего-нибудь, надо, чтоб он в школу полиции поступил поскорее, а то его тут посадят, я же не переживу этого… Ну ладно, последний учебный год ему остался, а пока Ольга пропишет его в квартире, пусть только попробует упереться, ишь, сучка бесстыжая с бабочкой на брюхе, я найду способ заставить её это сделать… Ничего, ничего, девка податливая, уговорю не мытьём, так катаньем… главное, чтоб с Володькой она не обсуждала, этому алкашу ведь только деньги нужны, пропадёт квартира…)

Чашка с недопитым чаем упала на пол и разбилась. Звонкий рассыпающийся удар будто бы отключил поток сознания. Прекратился и словесный шлейф, пропитанный ядом. Тётушка лишь слегка охнула.

– Тётя Вера, простите, я случайно… – Ольга, пряча глаза и сдерживая дрожь в руках, нагнулась за осколками.

– Не надо, не надо, Олюшка… – заворковала тётя ласковым, заботливым голоском… И до омерзения лживым. – Я соберу позже… Сядь, посиди спокойно.

Точилова выпрямила спину, усаживаясь ровно. Бешеный бег сердца понемногу успокаивался, дыхание выравнивалось. Вот оно что… Вот на что рассчитывает сестра её покойной матери… Нет, на это Ольга пойти не сможет. Совсем ни к чему пускать в уютную, обжитую квартирку своего юного кузена с повадками гопника, но главное в том, что она действительно хочет отсюда уехать… И на самом деле считает, что эта осень – последняя её