========== Часть 1 ==========

Каждое третье воскресенье священник городка Снейкспринг встает перед паствой и говорит:

— Господь благословил меня, братья и сестры.

И все божьи люди откликаются:

— Аминь.

— Я не бегу от смерти, я не позволяю ей восторжествовать над жизнью! Господь избрал меня, и этим утром он со мной!

— Аминь, — отвечает приход. — Аминь!

— Слава Господу нашему! — восклицает священник. — Слава Ему, чей замысел совершенен и неоспорим! Слава Ему, кто избавил Святого Павла от змеиного яда! И слава Ему, кто совершит то же для меня!

— Аллилуйя! Аминь!

— Да будет так! — завершает священник, и тогда вносят Ящик.

Ящик изготовлен из дерева и стекла, а внутри — гнездо техасских гремучников. Змей привозят со всей Аризоны, сам же Ящик отсюда, и здесь он хранится почти столетие — с тех пор, как благородный градооснователь Гефест Шоу, подобно Моисею, заставил землю разверзнуться, и вместо воды трещина извергла четырех змей. Змеиный Источник — Снейкспринг, США. И каждое третье воскресенье священник запускает руки в клубок ядовитых змей — и не умирает.

И так год за годом.

— В моих руках смерть, — провозглашает священник. — Но разве я умираю, братья и сестры?

— Нет!

— Разве Господь отверг меня?

— Нет!

Змея, которую он выбрал сегодня, злобная тварь, толстый жгут коричневых и серых мышц, закованный в крупные чешуи. Ее хвост издает звук, подобный треску игральных костей в стакане, ее глаза черны, как межзвездное пространство. Отвратительное создание.

Священник занимает свой пост пять лет, и никогда, ни единого раза, Бог не отказывал ему в защите. До сегодняшнего дня.

Сегодня священник ударяется об землю, хрипя и брызгая слюной. Лицо его то белеет, то наливается кровью, он давится языком, он бьется в судорогах. Люди начинают паниковать, а пальцы священника бессильно скребут деревянный пол церкви. Змея выворачивается из безвольной руки и стремительным слитным движением бросается к ближайшей стене. Никто не знает, куда она исчезла и что станет делать дальше.

Миссис Рэнс громко зовет доктора Беннетта, который знает понемногу обо всем на свете, и встревоженные прихожане расступаются, освобождая ему дорогу. Под аккомпанемент перестука он идет по проходу между скамьями. Невзирая на трость, доктор Беннетт всегда держится величаво и с некоторой монументальностью, из-за чего выглядит старше своих лет. Он невысок и крепок, у него жесткий взгляд и опасная линия челюсти. Его рукопожатия почти смертельны.

Когда Беннетт опускается на колени рядом с замершим телом, ропот толпы сменяется взволнованным молчанием. Беннетт касается обожженного солнцем запястья, потом — распухшей шеи, и приход знает, что он скажет, еще прежде, чем доктор вынесет вердикт. Это видно по внезапно поникшим плечам и тихому неумолимому вздоху разочарования.

Тяжело опираясь на трость, Беннетт медленно, с усилием встает.

— Похоже, — говорит он, и тон его выдает явное раздражение от столь досадной необходимости, — нам придется искать нового священника.

***

Отец Тома́с Ортега — самое интересное, что случалось с городком Снейкспринг за долгое-долгое время.

У каждого есть, что о нем сказать. Мэр утверждает, что он здесь лишь временно. Приехал, чтобы решить, подходит ли ему приход, а когда увидит, что не подходит, то вернется обратно в большой город. Руководитель скаутов ворчит, что только зеленого юнца им не хватало, этого выскочки с южной границы, который считает, будто он особенный. Учительнице не нравится его лицо, но с ней мало кто согласен.

И только по одному пункту жители Снейкспринга приходят к общему мнению. Зачем бы священнику из центра Чикаго ехать через полстраны, чтобы проводить богослужения для полузабытого прихода Святого Рафаэля? Этого не понимает никто.

Томас сходит с поезда поздним вечером среды — с улыбкой и двумя большими чемоданами. Его приветствует мужчина в запыленном черном костюме и котелке: сухо протягивает руку и представляется, сперва католиком, потом доктором.

— Приятно познакомиться, доктор Беннетт, — отвечает Томас, который умеет постоять за себя при любом рукопожатии.

— Это честь для меня, отче, — говорит Беннетт. — Рад, что вы прибыли так быстро. В отсутствие священника жители обращаются за наставлениями ко мне, а я, боюсь, не вполне по этой части.

Пока Томас загружает свой багаж в машину Беннетта, они поддерживают вежливую беседу, но большую часть поездки оба молчат. Слегка откинув спинку кресла, Томас смотрит в окно. Не то чтобы там было, на что смотреть. Одна кукуруза.

— Сколько же тянутся эти поля? — спрашивает он.

— Многие мили.

От станции до городка всего три четверти часа пути. Беннетт по секрету признается, что не ездил этой дорогой больше трех лет.

— Все, что мне необходимо, есть и у нас, — объясняет он. — Порой наскучивает видеть одни и те же лица, но со временем к этому привыкаешь.

— Вы выглядите образованным человеком, — осторожно, боясь обидеть, замечает Томас. — Не могу избавиться от ощущения, что в большом городе вам было бы лучше.

— То же самое я сказал бы и о вас, но все же вы здесь. Почему?

Сглотнув, Томас устремляет взгляд вперед, на ухабистую дорогу, едва видную в свете фар. Из-за стен кукурузы появляются здания — серые, приземистые, скособоченные.

— Я здесь по велению Бога, — говорит он несколько минут спустя, потому что если повторять это снова и снова, в конце концов, оно станет правдой.

— Хорошо, — соглашается Беннетт. — Хорошо.

Автомобиль проезжает через центр города, мимо магазинов со стеклянными витринами и ветхих деревянных домов.

— Нам не пора останавливаться?

— Еще нет.

***

Прошлый священник, упокой Господь его душу, жил один — в двухэтажном, на скорую руку подновленном доме, который предоставила ему Церковь. При виде этого великолепия с осыпающейся белой краской и покачивающимися на ветру занавесками Томас теряет дар речи. В мансардном окне мелькают летучие мыши, а когда Беннетт отпирает дверь, перед ошарашенным Томасом предстают снабженные кое-какой мебелью и даже не очень грязные комнаты. Беннетт заверяет, что это временно — тоном,