Предисловие

Дружеский шарж И. Игина

Автор этой книжки мне знаком с самого раннего детства. Большая его любознательность, исключительная скромность, определённое чувство юмора — всё это в значительной мере компенсирует скудость познаний автора в области приборостроения, аналитической геометрии и иных проявлений человеческого разума.

Интерес к своим современникам, умение увидеть в жизни смешное, а иногда и достойное осмеяния и неоднократные, в течение уже многих лет попытки выразить всё это художественными средствами также, мне кажется, в какой-то степени присущи автору.

В заключение необходимо сказать и о том, что в связи с хроническим недомоганием ряда литературных критиков нелёгкий труд написания настоящего предисловия любезно согласился взять на себя автор.

Спасибо за внимание.

У всех на виду

— …Разрешите войти?

— Да-да, пожалуйста!..

Крупнов неторопливо прошагал по ковровой дорожке до стола, за которым стоял Устинцев и приветливо ему улыбался:

— Прошу садиться, Алексей Егорыч. Вы, наверно, поняли, для чего я вас пригласил?

— Понять нетрудно…

И в самом деле: в том, что его вызвал директор, не было ничего удивительного. Безусловно, речь пойдёт о заявлении, которое он вчера подал.

Кассир Алексей Егорыч Крупнов готовился уйти на пенсию, хотя и не просто было ему в одночасье расстаться со своей тесной каморкой, с несгораемым шкафом, с горшком герани на зарешёченном окне, с уютными стенами, где с одной стороны висит художественно исполненный портрет его жены Веры Леонидовны, а с другой — большая фотография Юрия Гагарина, который держит в руках голубя и улыбается доброй, застенчивой улыбкой.

— Вот у меня ваше заявление.— Устинцев взял со стола листок бумаги.— Вы пишете: «Прошу освободить меня от занимаемой должности в связи с достижением пенсионного возраста…»

Отложив заявление, Устинцев всплеснул руками, выражая этим сожаление, если не сказать — отчаяние по поводу того, что такой отличный работник и честнейший человек вдруг решил расстаться с коллективом, который любит его и высоко ценит.

— Вы хотите, чтобы я вас освободил «в связи с достижением». Другие в связи с достижением награды требуют, премии, а вы всего-навсего просите вас освободить…

Крупнов утвердительно кивнул. Удачно получилось, что директор вызвал его: можно коротенько поделиться мыслями, высказать отдельные соображения.

— Некоторые думают,—начал он после паузы,— что моя работа чересчур выгодная. Как же так, сидеть в кассе, век быть при деньгах и чтобы мелочь к рукам не липла. Глупость это и пыль. Каждая работа имеет свой интерес. Вот, к примеру, когда я с людьми расчёт произвожу, то я, смешно сказать, себе многое приписываю, что вроде и моя тут есть заслуга, что Юра Чудецкий, было время, получал из моих рук девяносто два рубля, а сегодня, когда сильно вперёд продвинулся, стал у меня же почти две сотни огребать плюс квартальная премия. Я ведь из своего окошка ясно вижу, кто чего достоин, кто старается не только для себя посочней кусок ухватить, но и для всего общества побольше да получше сделать…

Слушая старика кассира, Устинцев рисовал на бумаге квадратики и думал: «Удивительное дело, так вот привыкнешь к сотруднику, встречаешься с ним почти ежедневно, повёрнут он к тебе какой-то одной стороной, и вдруг выясняется, что рядом с тобой интересный человек, личность».

— Я наших не часто в полный рост вижу. Приходят вроде как на свидание два раза в месяц, только их портреты меняются в рамочке, когда они ко мне в окошко заглядывают. Что ни портрет, то характер…

— Это вы точно подметили,— сказал Устинцев.— А теперь скажите мне, что вы передумали и решили взять своё заявление обратно. Оставайтесь, Алексей Егорыч.

Крупнов не ответил. Он вопросительно взглянул на директора, и в этом его взгляде Устинцев прочитал сомнение: «А не зря ли я всё это говорю?»

— Вы разрешите, я продолжу,— сказал Крупнов.— Люди всякие приходят. Один зарплату получает спокойно — мол, каждый может убедиться, что не зря хлеб ем. Другой получает и радуется, поскольку разные планы строит. Третий за ухом чешет — этот надеялся получить побольше. А иной деньги берёт, вроде бы как лично мне одолжение делает: так уж и быть, возьму, и скажи спасибо, что, когда мне десятки отсчитываешь, не стоишь ещё по стойке «смирно»… Но это я так, к слову…

— Мало того, что вы работник хороший, вы к тому же и очень наблюдательны,— с чувством произнёс Устинцев, памятуя о том что слова одобрения добавляют человеку душевных сил и вызывают желание работать ещё лучше.— Многое вы замечаете. Многое, но не всё. И не всё учитываете…

— А что именно я не учитываю?

— Ну, хотя бы то,— весело сказал Устинцев,— что сколько уж лет вы трудитесь, а всегда у вас всё в полном ажуре. Ни недостачи, ни хищения…

Кассир обратил на директора долгий, внимательный взгляд. Было заметно, что он чем-то озабочен.

— Прав я или не прав? — спросил Устинцев.

— В отношении чего?

— В отношении того, что на вашем ответственном участке всё в порядке и всё спокойно.

Крупнов почему-то не торопился с ответом.

— Что же вы молчите? Разве это не так?

— Нет. На моём участке не всё спокойно

— В таком случае докладывайте,— предложил Устинцев. «Сейчас будет набивать себе цену. Большая материальная ответственность, в сейфе тысячи, так что не грех ещё меня поуговаривать остаться на боевом посту».— У вас что, обнаружена недостача или случилась кража?..

— Даже не знаю, как вам ответить… можно сказать, недостача, а если построже подойти, можно сказать, что и кража.

Похоже было, что кассир не шутит. Устинцев насторожился.

— Когда это случилось?

Крупнов неопределённо махнул рукой.

— А вы об этом кому-нибудь заявили?

— Нет. Вам первому сообщаю…

— Та‑ак… А какая же сумма? — сухо спросил Устинцев. Он мог продолжить разговор, как и начал его, по-дружески, но дело обернулось так, что здесь уместен был уже другой тон: строго официальный.— Я спрашиваю: какая похищена сумма?

Крупнов пожал плечами.

— Чтоб дать ответ на ваш вопрос, придётся поднять документы и уточнить, сколько он у нас работает…

— Кто это — он?

Не услышав ответа, Устинцев принялся демонстративно заводить ручные часы, как бы намекая, что время идёт.

И тогда Крупнов положил ладони на стол. Подобный жест обычно означает сигнал к окончанию беседы или принятое решение.

— Вы спрашиваете: кто он?