остановилась возле нас, все посетители ресторана прервали трапезу и повернули головы в нашу сторону.

И началось представление. Да, метрдотель оказался человеком талантливым и опытным. Он действовал умело и торжественно. В одно и то же время это был повар, фокусник и алхимик. Все, что он делал, выглядело и целесообразно, и картинно, и несло в себе еще какой-то дополнительный, скрытый смысл. Как будто бы он не просто готовил кушанье, а преобразовывал простую материю в нечто иное, более сложное, до чего сама природа не могла ни дойти, ни додуматься!..

Свита нашего кудесника с благоговением взирала на его манипуляции, повинуясь не только его отрывистым, коротким командам, но и выразительным взглядам и жестам, которыми он отдавал свои распоряжения. Все его ассистенты были чрезвычайно серьезны и сосредоточены, чтобы, спаси бог, не прозевать его приказа…

Пожалуй, эдакую четкость работы, скупость в словах и умение понять желание мастера я видел только раз — в операционной нейрохирургического института.

А сам созидатель был во власти вдохновения — он что-то отмерял, натирал на терке, мял, смешивал, нарезал, крошил, взбалтывал и подливал в эту смесь специи и пряности, что-то разноцветное из маленьких бутылочек…

Наконец, на раскаленную на керосинке сковородку, где шипело масло, он выложил заранее сваренные макароны, залил их томатным соусом, положил туда же мелко нарубленное мясо, досылал тертым сыром и стал осторожно поливать зельем, которое он состряпал.

Ах, какой аромат распространился по залу! У наших соседей жадно раздувались ноздри!..

И вот спагетти у нас на тарелках. Мы тут же попробовали их и, не найдя слов, чтобы выразить свое восхищение и благодарность, встали со стульев и пожали руку метру…

Он удалялся от нашего стола, медленно и гордо шагая по залу. Как победитель, как актер, успешно исполнивший свой трудный номер. Он ловил на себе удивленные взгляды зрителей. В эту минуту он снисходительно поглядывал на тех, кому обязан был прислуживать, но над которыми сейчас так возвысился благодаря своему искусству…

Вкусной была его стряпня? Да, конечно, вкусной. Очень вкусной. Но вкусно было и знаменитое «кари» в Индии, до того острое, что обжигало рот и слезы бежали из глаз, но от которого трудно было оторваться… А скумбрия, запеченная на железной решетке, как это делают в Болгарии, в рыбачьем городке Бургасе… А шашлык, изготовленный на «холмах Грузии»?

Можно долго и долго еще называть кушанья, которые доводилось пробовать в разных краях земли… Это вкусные воспоминания. А все же особенную прелесть им придавала щедро добавляемая к еде приправа дружбы, любви и уважения к нашей стране и нашим людям…

И через много лет я шлю благодарность всем, кто так радушно и гостеприимно угощал нас…

А коли говорить о еде, которая доставила самую большую радость и наслаждение в жизни, то у меня это был просто хлеб. Нет, неправда, и не простой, а свежий, душистый, белый и с изюмом. Высокий, как зимняя шапка, и такой упругий, как живой. Его можно было сжать, как лепешку, а он тут же распрямлялся, как будто бы в нем была запрятана пружина.

И ели мы его с Алешей Зоновым, лучшим моим дружком, в нетопленной петроградской комнате, в двадцать третьем году. Нам, студенческой артели, работавшей в порту на разгрузке парохода, задержали выплату денег, и мы три дня буквально ничего не брали в рот. И вдруг, неожиданно, я получил посылку от своей матери — полотенце. Полотенце, вышитое ею еще в годы девичества. Чудесное полотенце, на котором гуляли красные петухи с синим хвостами. Большие, яркие птицы недвижимо ходили по концам этого предназначенного в приданое полотенца. Ничем другим мать не могла одарить меня богаче. А мы с Алешкой взяли подарок, пошли на Сенной рынок и выменяли на него целый каравай ситного.

А потом мы ели его у себя в комнате, запивая водой из водопровода. И не было еды вкуснее и душевнее во всем свете…

И я говорю спасибо хлебу, который ем всю жизнь. Хлебу, которым живет человек. Хлебу, что зеленеет весной, колосится летом и волнами ходит под осенним ветром. Хлебу, который выращивают трудовые люди земли.

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

Все!

Книжке конец.

Как у летописца сказано: «Еже писах — писах!»

Конечно, на этих страничках уложилась не вся моя жизнь. Не обо всех, кого я знал, помянуто. Не все продуманное, сделанное, пережитое записано.

Можно бы и продолжить повествование, да не хватает умения и неохота повторяться, описывая схожие случаи. А потом, если уж не удалось в этих главах рассказать, чем была полна жизнь, какой смысл видел я в ней, стало быть, так и останется это недосказанным: сил не достанет.

А хотелось бы, чтобы читатель увидел, что замечательное это искусство — искусство актера. Но оно тогда сильно и живо, когда крепко связано с жизнью родной страны. Тогда оно становится счастьем для художника и радостью для зрителей, когда старается служить человеку, помогать ему глубже и шире увидеть и услышать мир, в котором тот живет. Когда старается показать зрителям примеры, которые могут осветить дорогу их жизни.

Я старался. Не знаю, насколько успел в этом.

А теперь, как в конце спектакля, последний раз я вышел на эту страницу. Последний раз говорю последнее слово:

— Спасибо!.. Товарищ помощник режиссера, закрывайте занавес!..

ФОТОГРАФИИ

Нолинчане собираются ехать в Петроград учиться. 1921 г.

Тиль Уленшпигель в Ленинградском ТЮЗе. 1926 г.

Паташон, Пат и Чарли Чаплин — Чирков, Черкасов и Березов.

Первая роль. В немом еще фильме «Родной брат». 1928 г.

Черкасов и Чирков в фильме «Луна слева». Тоже немой кинематограф. 1928 г.

Чирков, Бабанова, Тарханов и Каюков. Рядом с ними участники съемок фильма «Путешествие в СССР». 1932 г.

«Юность Максима». 1933 г. А Максим-то пока — Э. Гарин. Вот он — в шляпе.

«Атака». На съемках «Минина и Пожарского». Справа — В. Пудовкин, слева —