призыв вождя.

— Фабрики рабочим!

— Земля крестьянам!

— Вся власть Советам!

Каждый раз слова Ленина повторяются в хоре народа.

И хотя Ленин еще не поет, его слова вплетены в музыкальную ткань оперы как составная часть его вокальной партии.

Но самая трудная задача в создании образа Ленина ждала меня впереди. «Разлив», шестая картина оперы, — кульминация произведения.

В Разлив приезжают соратники Ленина — посланцы петроградских большевиков. Владимир Ильич беседует с ними о подготовке вооруженного восстания. По либретто предполагалось, что Ленин будет разговаривать. Пение исключалось. Это решение, как нам тогда казалось, было вполне правильным.

Сцена из оперы В. Мурадели «Октябрь».

Однако меня все время мучила мысль: неужели сценический образ Ленина в опере будет представлен как действующее лицо из драматического спектакля?

Здесь я надолго задумался.

Известно, что Ленин очень любил музыку и хорошо знал ее. В юности у него был несильный, но красивый баритон, и он иногда в кругу семьи пел романсы и арии из опер. Брат Ленина, Дмитрий Ильич Ульянов, рассказывает, например, в своих воспоминаниях о том, что Владимир Ильич с увлечением исполнял арию Валентина из оперы «Фауст».

Но когда я представил Ленина поющим подобную арию в моей опере, я понял, что этого делать нельзя.

Даже в оперном жанре, где многие условности звучат как сценическая правда, я должен был искать такое музыкальное решение образа Ленина, которое не только вытекало бы из сценической правды, а продолжало бы жизненную правду реальной действительности.

Мне вспомнился разговор с моей женой Наталией Павловной Шиловцевой — уроженкой Саратова. Она рассказала, что сестра ее отца, Екатерина Ивановна, была участницей революционного кружка, возглавляемого Николаем Эрнестовичем Бауманом. Екатерина Ивановна не раз вспоминала о том, как участники кружка рассказывали о своих встречах с Владимиром Ильичем Лениным. Заканчивались эти встречи обычно пением революционных и народных песен. Владимир Ильич был душой вечеров, а подчас выступал дирижером импровизированного хора. Называла Екатерина Ивановна и песни, которые, по словом кружковцев, исполнялись Лениным и его друзьями.

Среди этих песен меня привлекла русская народная песня о реке Каме — «Камушка» (песню эту мне спела Наталия Павловна). В ней повествуется о тяжелой доле волжских бурлаков, об их вековечной мечте — обрести право на свободную жизнь. Сначала мне показалось, что слова «Камушки» — народные. Но вскоре я узнал, что автор этих стихов — великий русский поэт Н. А. Некрасов.

Меня особенно захватили следующие строки:

Известно, что в русской революционной литературе образ ветра символизирует борьбу трудового народа за свободу.

Что если, думал я, на озере Разлив питерские рыбаки запоют песню бурлаков; Ленин, услышав знакомую с детства песню, подхватит ее. Ведь революционные идеи, звучащие в этой песне, сродни и волжским бурлакам и питерским рабочим.

Я поверил в этот замысел и с чувством большого волнения написал сцену в Разливе.

В финале оперы «Октябрь», перед началом штурма Зимнего дворца, Ленин вместе с народом поет «Интернационал».

Приятно сознавать, что мои друзья, не советовавшие мне поручать исполнителю роли Ленина вокальной партии, больше не возвращаются к своим прошлым сомнениям.

Отрывок из книги В. Мурадели «Из моей жизни»

М. ДОБРОСЛАВСКИЙ. МУЗЫКА КРЕМЛЕВСКИХ КУРАНТОВ

Винтовая лестница ведет вверх. Там, высоко над головой, словно на небе раздаются ритмичные раскаты грома. Поднимаемся еще на несколько этажей, и перед нами массивная железная дверь — вход в гигантский часовой механизм. Это невидимая часть так хорошо всем нам знакомых Кремлевских курантов на Спасской башне Кремля. Здесь на шестидесятиметровой высоте в музыкальном отделении самых больших часов нашей страны расположился своеобразный оркестр из тридцати четырех колоколов. Будто солдаты стоят они под командой огромного «Бас-колокола», вес которого 500 килограммов.

Когда-то много лет кряду эти колокола своим величавым звоном прославляли царя и бога. Старые мастера научили их играть мелодию «Коль славен наш господь...». Каждые три часа, начиная с 1851 года, послушно звонили Кремлевские колокола.

Но наступил день, когда часы дрогнули от разрыва снаряда, и «ход царского времени» был остановлен навсегда.

Это случилось 2 ноября 1917 года. На Красной площади шли ожесточенные бои. Красногвардейцы и революционные солдаты под командованием Михаила Васильевича Фрунзе окружили Кремль, где засели остатки белогвардейцев и юнкеров. Они яростно отбивались, чувствуя приближающийся крах. Во время артиллерийского обстрела Кремля гаубичный снаряд попал в Спасскую башню, и стрелки часов замерли.

На следующий день Кремль был взят, и в Москве была провозглашена Советская власть. Как только в марте 1918 года Советское правительство переехало в Москву, по указанию Владимира Ильича Ленина началось восстановление Кремля.

К. Юон. «Взятие Кремля».

Особую сложность представляли Кремлевские куранты. Ремонт такого гигантского часового механизма был по тем временам загадкой.

В московских газетах появились объявления: всех, кто знал часовое дело, приглашали в Кремль. На Спасской башне побывало много часовых мастеров. Но, осмотрев механизм, все отказывались от ремонта.

Тогда обратились к знаменитым европейским часовым фирмам. Но они запросили за ремонт такую фантастическую сумму, что от их «заботливых» услуг пришлось отказаться. И снова начались поиски людей, которые сумели бы восстановить этот уникальный часовой механизм.

Наконец, кремлевский слесарь Николай Беренс и его сыновья Василий и Владимир решили взяться за ремонт. Много дней провели они в Спасской башне. Их смекалка и упорство заставили сдвинуться с места пудовые зубчатые колеса. Часы пошли. Но это была половина дела.

В воспоминаниях наркома имуществ Н. Виноградова есть такой эпизод. Однажды Владимир Ильич пригласил его к себе в кабинет и рассказал ему о своей мечте — сделать так, чтобы Кремлевские колокола разносили по всему миру звуки «Интернационала», возвещая о