Память острова Мэн: Книга сказаний

ЛЕТНИЙ САД

МОСКВА САНКТ-ПЕТЕРБУРГ 2002

© С. В. Шабалов, перевод, составление и комментарии, 2002 © ЗАО ИТД «Летний сад», 2002

ISBN 5-94381-071-4

Предисловие

Понятие «Остров» неизменно ассоциировалось с чем-то чудесным. Во многих традициях Остров — устойчивый мифопоэтический архетип Иного Мира. У греков одним из таких миров была Огигия (остров нимфы Калипсо), у кельтов — Авалон (остров феи Морганы), у русичей — Остров Буян и т. д. Мы не говорим уже о больших Островах, затонувших подобно Атлантиде; само исчезновение Острова из реального пространства — несомненное знамение его «чудесности». Характерное описание чудесного Острова находим, например, у Гальфрида Монмутского (XII в.):

Это тот самый остров Авалон (от «afal», яблоко), на который фея Моргана перенесла смертельно раненного короля Артура. В конце XII века могилу Артура обнаружили в аббатстве Гластонбери в Сомерсете, на юге Британии, и аббатство это отождествили с Авалоном. «Гластонбери является островом Авалоном, поскольку оно в действительности расположено на острове, со всех сторон окруженном болотами»^[2]. Таким образом, чудесный Остров не обязательно было искать далеко в океане. Он мог находиться также посреди озера или болот.

Все знают, что «остров — это часть суши, со всех сторон окруженная водой». Чудесным остров «делается» в традиции именно благодаря водной стихии, отъединяющей его от остального мира. М. М. Маковский писал: «Понятие „потусторонний мир“ первоначально имело значение „относящийся к воде“ или „находящийся за водой/рекой“ (согласно древним представлениям, души умерших переправлялись и загробный мир по воде)»^[3]. Ср. на эту тему у кельтологов Ф. Леру и К.-Ж. Гюйонварха: «Не сыщется предания, в котором под тем или иным предлогом не выводился бы Иной Мир. Но где бы он ни располагался — за морем, на дне озера или под землей, — обычный доступ к нему осуществляется водным путем»^[4].

Итак, понятие «Остров» и понятие «Иной Мир» в древних традициях легко отождествлялись. В традиции кельтской, как пишут Алвин и Бринли Рис, «Иной Мир всегда расположен за текущей водой. Для кельтов Галлии это, по-видимому, была Британия»^[5]. Отсюда понятно, почему галльские друиды получали инициацию «за морем». По словам Цезаря (51 г. до н. э.), «их наука, как думают, возникла в Британии и оттуда перенесена в Галлию; и до сих пор, чтобы основательнее с нею познакомиться, отправляются туда для ее изучения» (О Галльской войне, VI, 13). Причина в том, что «Британия, как реально, так и символически, является островом, а всякий остров, по традиционному определению, это сакральный центр»^[6]. Интересно, что для самих британцев, по свидетельству Тацита, сакральным центром являлся остров Англси, а для ирландцев, как мы полагаем, — остров Мэн.

Тацит описал высадку римских войск в 61 г. н. э. на Англси, остров друидов и друидесс, расположенный у побережья Уэльса: «На берегу стояло в полном вооружении вражеское войско, среди которого бегали женщины; похожие на фурий, в траурных одеяниях, с распущенными волосами, они держали в руках горящие факелы; бывшие тут же друиды с воздетыми к небу руками возносили к богам молитвы и исторгали проклятия. Новизна этого зрелища потрясла наших воинов, и они, словно окаменев, подставляли неподвижные тела под сыплющиеся на них удары. Наконец, вняв увещаниям полководца и побуждая друг друга не страшиться этого исступленного, наполовину женского войска, они устремляются на противника, отбрасывают его и оттесняют сопротивляющихся в пламя их собственных факелов. После этого у побежденных размешают гарнизон и вырубают их священные рощи, предназначенные для отправлении свирепых северных обрядов…» (Анналы, Кн. XIV, 30).

После разгрома святилища британских друидов на «южной Моне» (острове Англси), их ставка, вероятно, переместилась на «северную Мону», то есть на остров Мэн.

Может быть, именно о «Моне», северной или южной, шла речь у Плутарха, когда он писал: «По словам Деметрия, большинство из островов, окружающих Британию, пустынно; они расположены далеко друг от друга, и некоторые из них названы по именам демонов или героев. Пустившись в плавание по этим областям по приказу царя, он [Деметрий] высадился, чтобы собрать сведения, на ближайшем из этих пустынных островов; на нем было немного жителей, но в глазах британцев они священны, и это служит им защитой от всякого ущерба с их стороны; когда он прибыл, в воздухе возникло великое волнение, сопровождавшееся множеством небесных знамений: с воем дули ветры, и молнии сверкали во многих местах; затем, когда вновь установилось затишье, островитяне сказали, что на какое-то высшее существо нашло помрачение» (De defectu oraculorum, 18).

На всем пространстве кельтской «ойкумены» каждый остров был в каком-то смысле Иным Миром как для материка, так и для других (более крупных) островов. Этот вопрос подробно рассматривала проф. Н. С. Широкова. Она доказывает, что античная традиция об Ultima Thule и об Огигии (у Плутарха) основана на кельтских преданиях и на данных, полученных из областей северной кельтской «ойкумены». «Плутарх говорит о сакральности всего островного окружения Британии… Сакральные „острова на Севере мира“, принадлежащие магической географии, являются местопребыванием мудрецов-философов, передающих свои знания посвященным (как мы видели на примере сказочного острова Туле-Огигии из трактата Плутарха „О видимом лике луны“).

Учителя так же, как и боги, обитающие на этих островах, наделяются мистическими и мифическими чертами. Само их островное положение является для этого достаточным основанием в соответствии с древними представлениями кельтов о населении Другого Мира. Даже в современном фольклоре обитатели островов являются существами, отличающимися от обычных смертных; они не подчинены общей судьбе»^[7].

Вот один из примеров живучести подобных представлений, У жителей