независимый от княжеской власти институт.

Результаты данного исследования могут использоваться при дальнейшем изучении истории древнерусских церковных институтов и истории международной политики Европейского Средневековья. Кроме этого материалы представленной работы могут оказаться полезными при разработке спецкурсов по истории Русской Церкви, отечественной истории и историко-религиоведческим дисциплинам.

Безусловно, данная работа обязана своим появлением не только ее автору, но и целому ряду тех, чьи мысли, замечания и моральная поддержка оказывали самое значительное влияние, как на качество проведенного исследования, так и на его издание. Особую благодарность хотелось бы выразить своему первому научному руководителю Павлу Ивановичу Гайденко, и Игорю Николаевичу Данилевскому. Несомненно, стоит отметить большую роль редакторов, корректоров, и всех, кому была не безразлична судьба данного труда, в том числе сотрудников Института истории им. Ш. Марджани АН РТ, в целом, и Центра исследований Золотой Орды и татарских ханств, в частности, а также руководителя центра, и одного из научных редакторов данного труда, Ильнура Мидхатовича Миргалеева.

Историографический обзор

Представить себе квалифицированную работу историка без обращения к опыту предшественников и коллег крайне сложно. В ряде случаев исследовательская интуиция, логика и профессионализм при работе с источниками и разнообразными научно-историческими концепциями, открывающимися в исследованиях других авторов, становятся прочной основой для понимания и истолкования источников.

Корпус исследований и работ, посвященных истории Золотой Орды, Руси и ее церкви в XIII в. значителен и включает ряд монографий, отдельных статей из числа специализированных сборников конференций, изданий и тематических журналов. Несомненную научную ценность представляют диссертационные работы последних лет^[4]. Что же касается географии научных центров и отдельных исследователей, занимающихся вопросами русско-ордынских отношений и истории церкви изучаемого периода, то она охватывает как территории исторически связанные с монголо-татарским вторжением, в том числе современную Монголию и государства Восточной Европы, так и научные центры на территории США. Последний феномен обусловлен миграционными процессами, приведшими к появлению таковых исследователей на Северо-Американском континенте. О степени интереса к данной проблеме можно судить и по ряду специальных работ, посвященных историографическому обзору новейших исследований, по изучению церковной организации древней Руси и Золотой Орды^[5].

Тем не менее, с сожалением приходится признать, что число исследователей, обращавшихся к проблемам монгольского периода истории церкви и истории религиозной политики Орды и Руси не только в интересующий нас период, но и на всем протяжении русско-ордынских контактов, или хотя бы затрагивавших данные аспекты, до последнего времени оставалось сравнительно небольшим. Объяснение этому можно найти в великодержавном и имперском историческом сознании большинства исследователей XIX — начала XX вв., для которых монгольский период виделся чем-то чужеродным, варварским, исторически случайным. В ордынском присутствии видели, прежде всего, насилие и нарушение мирного течения жизни. В результате Орда ассоциировалась с войнами и набегами, а ее политика отождествлялась исключительно с актами насилия и «национального угнетения». В какой-то мере данный взгляд был характерен и для работ советского периода, прежде всего, исследований Б.Д. Грекова и Ю.Г. Алексеева. В известной мере такой взгляд на историю Золотой Орды и древнерусских земель присутствует и в многотомном издании Истории СССР^[6]. И только в последние десятилетия, несмотря на имеющиеся материальные и административные трудности, переживаемые отечественной наукой, наблюдается пересмотр устоявшихся стереотипических представлений об Орде и рост неподдельного интереса к ее истории, политическому и культурному наследию.

Историю изучения русской церкви в XIII–XIV вв., ее отношений с Золотой Ордой и с княжеской властью в период татарского господства можно традиционно разделить на три основных периода: дореволюционный, советский и постсоветский. Каждый из этапов отмечен специфическими научными интересами, отражавшими современные им философские и научные идеи. В какой-то мере научные интересы отражали волновавшие общество вопросы и тревоги. Более того, разнился и объем исследований, обращенных к этому периоду отечественной истории. Если дореволюционный этап отмечен сравнительно небольшим объемом научных трудов, то за последние 20 лет количество авторов, изданных ими монографий, статей и представленных к защитам диссертаций по своему числу (числу наименований), по общему качеству проделанного труда, и по кругу затрагиваемых проблем, уже давно превзошел усилия многих поколений ученых всех предшествовавших двухсот лет изучения русско-ордынских связей.

Каждый из периодов обладал своими особенностями. Разнилось число работ, их качество, смелость мысли, идейное (социально-политическое звучание) и научное содержание. На всех перечисленных этапах процесс отражения исторического прошлого в научной литературе обладал некоторыми неповторимыми чертами, выражавшимися в том числе в актуализации тех или иные аспектов деятельности русских и ордынских властей, древнерусской духовной иерархии и различных церковных институтов.

Дореволюционная историография. Дореволюционная историография не представляет собой единого целого. В ней можно условно выделить две основные группы работ. Во-первых, это крупные обзорные исследования по русской гражданской и церковной истории князя М.М. Щербатова, Н.И. Карамзина, митр. Платона (Левшина), архиеп. Филарета (Гумилевского), С.М. Соловьева, митр. Макария (Булгакова), В.О. Ключевский, Е.Е. Голубинского. Во-вторых, это специальные работы, посвященные изучению источников, а также истории Орды и возникших на ее основе тюркских государств Поволжья, Сибири и Крыма^[7]. Обозначенный (дореволюционный) период не отличается большим плюрализмом исторических подходов к исследованию Орды и ее отношений с Русью. Однако уже к концу XIX — началу XX вв., благодаря введению в научный оборот большого числа источников и развитию методов исторического исследования, пришло понимание того, что история тюркского мира и его связей с соседями намного богаче, чем это было принято считать прежде^[8]. Что же касается историографических судеб дореволюционных работ, то они