архивных крыс и червей, но те, слава Рандому, не водились в подвалах до минус четвёртого уровня: их всех выбивали маги и охотники. Вот на минус пятом уровне и, особенно на минус шестом — вот там, да, там крыс было много, да и червей было много. Туда просто так не сходишь, чтобы порыться в документах. Туда надо идти только с сильным магом или с хорошо вооружёнными охотниками, но наёмники стоят очень дорого, а у архивариусов в кармане денег мало. Вот бы порыться на нижних уровнях — размечтался Лютециус. Ничего, вот разбогатею, найму охотников и схожу на нижние ярусы.

Свой тринадцатый день рождения Матвей Александрович Бутурлин встретил в обычном детском доме, куда его ещё в 11 лет поместила родная мамка. Вообще-то никто по имени, а тем более по отчеству его не называл, даже по фамилии не называл, все звали его просто Мышь. Это прозвище, данное ему его родной мамкой, прижилось и в детском доме.

Тогда, в свои 11 лет, он впервые увидел унылый комплекс из старых зданий, наверное, столетней постройки из красного кирпича с высокими деревянными окнами, забранными металлическими прутьями. Здания капитально не ремонтировались со времён Великой революции. Обшарпанные стены, толстенные двери, высокие потолки с зелёными и рыжими следами разводов на растрескавшейся штукатурке потолков и стен, потёртые дощатые полы, местами покрытые дешёвым линолеумом, и рассохшиеся рамы окон, со щелями, которые были вместо кондиционеров. В этой обители скорби он теперь должен был существовать до восемнадцати лет на полном государственном довольствии. Вот он и существовал в своей крепости одиночества. Он был даже не в меньшинстве, он был один, хотя и среди людей.

День рождения праздник светлый, долгожданный и любимый всеми детьми, только старики смотрят на свой очередной день рождения с тревогой. Но Мыша никто и не думал поздравлять с праздником, друзей у него не водилось, да и не могло быть по причине, как считалось, умственной отсталости Мыша. Его только поздравила дежурная вахтёрша тётка Люда. Странно, откуда она узнала, когда у Мыша день рождения. Она даже затащила его в свою комнатушку и угостила двумя пирожками с картошкой, которые Мышь уважал. Воспитанник съел пирожки, запил чаем, который поднесла ему тётка Люда и, как всегда, стал улыбаться своей фирменной, немного грустной улыбкой. На этом нежности закончились: тётка Люда смахнула единственную слезу и отправила Мыша из своей комнатушки. Ладно, отболело и прошло, как говорила мамка тётки Люды. Тот, молча, удалился, улыбаясь, как всегда — дурак, что с него возьмёшь. Он всегда улыбался, даже когда его били: чуть кривился от боли, но потом, опять улыбался, а страха он никогда не выказывал, что со стороны окружающих расценивалось, как умственная отсталость. Многих эта его улыбка доводила до исступления, до бешенства: тут, понимаешь, жизнь тяжёлая, как бы выжить, а этот дебил улыбается всю дорогу, даже когда его бьёшь.

Мышь был абсолютно безобидным созданием, за себя он совершенно не мог постоять. А чтобы кого-то обидеть или причинить боль, то у него даже мыслей таких не возникало. Вот его мог обидеть всякий, даже мелкая, но злая девчонка. Его, когда в 11 лет он попал в детский дом, сверстники избивали часто. Всех раздражала его улыбка, его доброта и непрошибаемое спокойствие — короче говоря, не вписывался он в реалии обычного детского дома. Мышу было суждено так и сгинуть когда-нибудь от побоев, и никто бы даже не вспомнил о нём. Зачем о таких никчемных людях вспоминать? Даже учителя не любили Мыша: говорит плохо, дикция ужасная, пишет коряво и эта его дурацкая улыбка на морде. Полный отстой. Вскоре учителя поняли, что спрашивать устно на уроках Мыша бесполезно: у него была такая ужасная дикция, что было трудно понять, что он там говорит, только класс смешит. Так и учился Мышь на трояки, полученные за кое-как написанные письменные задания. В наказание Мыша часто отправляли на различные работы по хозяйству. Это учителя думали, что наказывают его таким образом. На самом деле Мышь работу любил и старался всё сделать добросовестно и красиво. Вскоре завхоз детского дома сообразил, что если хочешь, чтоб что-то было сделано добросовестно, то ставь туда убогого дурачка Мыша.

Однако, Мышь уже два года прожил в детском доме и продолжал своё никчемное существование. Первый месяц, для него был самый трудный: все поняли, что этот парень полный дебил, но не опасный дебил, и его можно бить, ответа не будет, хотя он физически крепкий и ловкий. А через месяц такой жизни всё изменилось. Нет, не от того, что Мышь начал давать сдачи, а из-за того, что с ним связываться стало очень ссыкотно. Можно было лишиться головы в буквальном смысле этого слова. А всё было из-за родного деда по отцу, некого Глеба Бутурлина, мужчины шестидесяти двух лет, в криминальных кругах носящего погоняло Раджа. Отца своего Мышь не знал, никогда не видел, даже фото его в доме не было. Деда по отцу он тоже не знал, тот сам его нашёл, когда в очередной раз откинулся с зоны, где благополучно оттянул очередной срок. Явление деда в детский дом, настоящего преступного авторитета, радикально изменило и отношение всех его обитателей к Мышу. Это явление произошло как раз через месяц постоянных избиений Мыша.

Однажды, за плечо Мыша чуть тронул мелкий зверёныш по кличке Примочка:

— Слышь, Мышь, — стал он сбивчиво говорить Мышу. — Там к тебе твой дед пришёл, тебя зовёт. Ты чё, в натуре, молчал, что твой дед сам Раджа.

Да откуда было знать Мышу, кто у него дед, если он из всех родственников только мамку свою и знал, которая, впрочем, сама его не хотела знать, считая, что именно Мышь причина всех её неудач в личной жизни.

Дед был внешне очень похож на Мыша, только старый. По тёплому времени он был одет только в штаны, чёрную футболку и кроссовки. Руки и шея торчали из футболки, открывая всем росписи на коже. Кожа была синяя от тюремных наколок. Дед сидел на лавочке во дворе детского дома и курил самокрутку. Таким образом, он коротал время, ожидая своего кровного внука. Никто, даже учителя не посмели делать ему замечания, что он тут курит: страшный человек. Смотрит на всех своим волчьим немигающим взглядом, как будто, намечает, как ловчее убить собеседника.

Дед, как только увидел внука, то сразу срисовал, что у того куча синяков и ссадин:

— Эй, ты, как тебя там, Примочка, — прошипел он, крутящемуся рядом Примочке. — Кто у вас тут бугор из козырных? Быстро позвал его ко мне.

— Сделаю, Раджа, — залепетал Примочка. — За старшего у нас Шабан.

Он мухой улетел за Шабаном, патсаном, который, как считалось, "держит" детский дом.

Через несколько минут обеспокоенный Шабан стоял перед